Об увлеченности и просвещенности

 — Записывать нужно не меня, а Веру Васильевну (профессора Горностаеву, бабушку  Лукаса Генюшаса. — Ред.)……

Об увлеченности и просвещенности

 — Записывать нужно не меня, а Веру Васильевну (профессора Горностаеву, бабушку  Лукаса Генюшаса. — Ред.)… как она говорит, — с такой фразы, произнесенной Лукасом энергично и без всякой рисовки, началось это интервью.

— Лукас, Вы были в Раменском в январе 2009 года, выступали в этой же музыкальной школе. И сегодня Вы опять здесь, но уже с другими успехами и  в другом профессиональном качестве — с серебряной наградой конкурса им.Шопена… Скажите, в таком маленьком школьном концертном зале для Вас выступать все равно что в большом? Какие ощущения? 

— Вы знаете, я тоже учился в музыкальной школе и тоже играл в зале музыкальной школы и колледжа им. Шопена в Москве. Там зал ничуть не лучше, чем этот, по акустике, по инструменту… В таких  условиях мне комфортно. Я даже чувствую некую «привязанность» к такому пространству. Здесь можно передать в музыке все гораздо лучше и глубже, нежели в большом зале.

— Лукас, а для того, чтобы так играть, нужно знать биографию композитора, историю создания произведения и все, что называется в музыкальной школе музлитературой? Это влияет или не влияет на исполнение?

Скажу так: когда я исполняю сочинение какого-то композитора, то для меня есть музыка. В процессе исполнения и музицирования как такового я общаюсь с композитором на языке музыки, как и с людьми, которые слушают. Но это не значит, что вне этого момента я не интересуюсь биографией композитора, его эпохой, тем, кто его окружал, какие черты стиля в его музыке… Это безумно важно. Без этого просто нельзя заниматься музыкой. Это плебейство, с моей точки зрения. Но естественно, когда я играю, это мне не вспоминается, потому что все передается языком гармонии, ритма и всего, из чего состоит наше дело… Но в принципе, я могу сказать: для настоящего музыканта это должно быть его увлечением — знать все, что связано с композитором и что вокруг него… Увлеченность и, я бы сказал, просвещенность — тогда у исполнителя рождается музыка. Но бывают такие люди, одаренность которых — от Бога. Они исполняют произведения так, что… это невозможно объяснить. Человек прикасается к роялю, и тут что-то происходит, что дальше не прокомментируешь. Такое тоже бывает, но для меня лично интеллектуальный аспект играет большую роль.

— Скажите, Лукас, а каково должно быть соотношение одаренности от Бога и занятий, чтобы в итоге получилось что-то стоящее, даже в какой-то мере гениальное?

— Вера Васильевна очень любит одну цитату: «Талант — это труд». Хотя в процентном отношении это, конечно, зависит от степени дарования. Но, каким бы ни было дарование блистательным, жемчужным, — не знаю, как еще сказать, — без ежедневной работы, особенно в детстве, конечно, невозможно обойтись. Некоторые вещи я себе сейчас могу позволить не делать, но я выполнял их с девяти до шестнадцати лет, и именно это позволяет мне сейчас чувствовать в себе профессионализм.

— Первое произведение, которое Вы исполняли, — немецкого композитора Хиндемита. У меня была такая ассоциация с явлениями природы — с бурей, грозой… А, по-вашему, вообще, как слушатели воспринимают музыку?

— Я даже не знаю… Каждый воспринимает по-своему. Если вообще человеку интересно слушать музыку и ему это приятно, то значит, он находит в этом что-то свое, то есть это личное восприятие.

— А что Вы для себя находите? Ведь Вы же выбираете произведения, которые исполняете…

— Вот у Вас возникли ассоциации, о которых Вы сказали. Это здорово. Значит, Вы можете слушать музыку. А что касается меня, то тут уже речь идет о том, что я музыкант, я знаю язык музыки. Я знаю его изнутри, с детства, и я на нем разговариваю. У меня не возникает посторонних ассоциаций. У меня есть набор звуков, и я понимаю, что он значит на языке звуков, а не на языке образов литературных, художественных, или образов природы, или каких угодно. Для меня это чистая музыка. А у обычной аудитории, у слушателей, музыка вызывает (и должна вызывать) ассоциации. Потому что музыка апеллирует к эмоциям человека, безусловно. Для меня эмоции лежат в другой плоскости. Это что-то совсем особенное. Но многие люди говорят мне о том, что музыка вызывает ассоциации,  очень различные и очень интересные. Ну а я, то, что играю, просто знаю наизусть — от начала до конца.

— Сегодня Вы уже довольно известный исполнитель. Но все равно у Вас ведь есть глобальные планы? Можете ими поделиться?

—  Вы не переоценивайте меня. Я, наверное, чего-то добился в жизни, но еще далеко не всего, и это должно быть что-то большее, чем то, что у меня позади. Глобальные планы какие? Во-первых, я счастлив, что могу заниматься своим делом, не имея… ну что ли больших проблем в жизни. Очень многие не могут себе этого позволить. Не имеют возможности жить благополучно. Приходится серьезно «крутиться». Это, к сожалению, реальность наша. Заниматься искусством и не думать о деньгах — это вообще что-то такое сверх… Даже не именно сейчас, а если и в историю оглянуться. Великие художники, композиторы не были обеспечены материально, страдали даже от голода — Винсент ван Гог… Сложно жили Прокофьев, Шостакович… А эти люди — пантеон! Поэтому я счастлив, что могу строить планы… Я интересуюсь неизвестной музыкой. Знаете, это от насыщения, может быть. Многое впитано с детства: все у меня работают в консерватории, у бабушки постоянно студенты — все сочинения у меня на слуху уже с детства, а потом я и сам их изучал… То есть, можно сказать, это весь «стандартный» репертуар для фортепиано. Иногда становится немножко тяжело слушать. Поэтому ищу новое. Мой план заключается в том, чтобы находить и «навязывать» неизвестное, странное, может быть, но то, что достойно внимания. Вот недавно я нашел забытого композитора 18 века, который был другом Бетховена, теоретиком и музыковедом, педагогом, у которого учились композиции Лист, Гуно, Берлиоз, Сезар Франк… Я сейчас стараюсь реабилитировать его, может, подтолкнуть других, потому что я один не могу все это сделать. Вот такого рода у меня мысли.

— А как Вы оцениваете инструмент, на котором сегодня играли?

— Хороший инструмент, а который был раньше (показывает на старый рояль, находящийся на этой же сцене), — старенький… — с благородным звуком, более благородным звуком, чем этот. Тут просто вопрос времени. А новый инструмент… — тут качество, конечно, очень высокое. Он небольшой, но превосходный.

Беседовали: Ольга Захваткина,

Наталья Кашаева

Поделиться:

Добавить комментарий

Если вам есть что сказать, поделитесь мнением!

Комментарий

*

Ваше имя

*

E-mail

*

Похожее