АФОНЬКИН ИЗ ИЛЬИНСКОГО. УБИТ ПОД ЯРЦЕВО

Из Книги памяти Московской обл. (т.22-I):

«Афонькин Гурий Трофимович, красноармеец 2 сп 50 сд. 1909 г.рождения, Раменский р-н Московской обл. Призван в 1941г. Раменским РВК. Пропал без вести в сентябре 1941г.»

Согласно донесению о безвозвратных потерях частей 50-й стрелковой дивизии за период с 10.09 по 1.10.1941г. красноармеец Афонькин Гурий Трофимович, санитар 2-го стрелкового полка был убит 14.09.1941г., место захоронения не указано. В донесении место его призыва и жительства указано с ошибкой – Роминский р-н, но указана область (Московская) и п.Ильинский. О близких родственниках сведений нет, а номер дома записан так, что его можно прочитать и как 9, и как 96, и как д.6.

К сожалению, у всех погибших за 20 дней сентября 66 бойцов 2-го полка, в отличие от других полков и батальонов дивизии, место захоронения не указано. Наша извечная беда – необязательность в исполнении требований приказов и директив.

16 августа 1941 приказом №0296 Сталин потребовал коренным образом изменить положение дел в учете и отчетности по личному составу. Видно дела были настолько плохи, что потребовалось его личное вмешательство. На основании этого 31 августа 41-го был издан приказ №030 и по 50-й дивизии, где было сказано: «…4. Именные списки потерь личного состава по ф[орме] № 2 заполнять все графы, так как в некоторых представленных списках не заполнены графы: где похоронен, домашний адрес и партийность. Именные списки представлять 1, 10, 20 числа каждого месяца, а на группу старшего ком. нач. состава, начиная от командира батальона и выше, представлять в тот же день, когда выбыл командир.

В списки включать и без вести пропавших по истечении 5 дней. В графе «где похоронен» делать отметки, в каком районе, при каких обстоятельствах пропал без вести, а на возвратившихся в часть представлять немедленно списки штадиву».

Приказ-то вышел, но уже через месяц списки потерь по 2-му полку были представлены с нарушением его требований, причем направлялись они на «самый верх» — 1-й экз. в Генштаб Красной Армии, 2-й экз. в штаб Западного фронта. С учетом адресатов, родные Афонькина должны были получить «похоронку», но по какой-то причине в списках Раменского РВК, на основании которых в основном Книга памяти и составлялась, он до сих пор числится пропавшим без вести. Не думаю, что причиной могло послужить неправильное написание в донесении района, откуда Афонькин призывался, но как знать…

В донесении указана должность Афонькина – санитар. Опасная работа. Если боец в окопе или танке отвечает за себя в первую очередь сам, то санитар всегда отвечает за других – раненых, подчас беспомощных. От него во многом зависит чужая жизнь.

«Ни один раненый не должен остаться на поле боя!» – так требовали приказы, и так требовала суровая действительность. Как директор службы спасения знаю, что жизнь пострадавшего зачастую зависит от той помощи, которую он получит в первые минуты после аварии, а в войну – ранения. Остановить кровотечение и как можно быстрее доставить раненого в батальонный или полковой медицинские пункты – важнейшая задача, которая и возлагалась на санитаров. Уже там профессиональные военные медики исправляли наложенные санитаром в боевых условиях повязки и транспортные шины, давали раненым обезболивающие средства и передавали их, при необходимости, в медсанбаты и полевые госпиталя. По существующим тогда нормам на медицинский пункт раненый должен был поступить не позднее 6 часов после ранения, а в медсанбат – не позднее 12 часов. И эти требования были написаны чьими-то жизнями и кровью.

Все огнестрельные и осколочные ранения — первично инфицированы. Это грязь глубоко в ране. Единственный способ избежать развития инфекции – первичная обработка раны и, повторюсь, быстрейшая доставка на операционный стол, т.к. эти ранения, как правило, требуют обязательного хирургического вмешательства.

Что мог санитар? В его медицинской сумке были бинты, вата, йод, жгуты, т.е. минимальный набор. С учетом необходимости быстрейшей эвакуации раненых в тыл, санитары перевязывали и выносили их под огнем противника, возвращались и снова выносили. На плащ-палатках, собственных плечах, ползком, под бомбежками и обстрелом. Смертность медработников в бою была на втором месте после бойцов стрелковых частей, а их роль в сохранении жизни раненых была огромной.

Тяжелая боевая работа санитаров и носильщиков уже в августе 41-го была оценена в приказе Наркома обороны №281: за вынос с поля боя 15 раненых с оружием они представлялись к награждению медалью «За боевые заслуги» или «За отвагу», 25 раненых – орденом Красной Звезды, 40 раненых – орденом Красного Знамени, 80 раненых – орденом Ленина. Таким образом, их работа приравнивалась к боевому подвигу. Такой она и была.

Сколько раненых обязаны жизнью Гурию Афонькину? Этого он не знал и сам. Он просто выполнял свою нелегкую военную работу и погиб в бою. К сожалению, сейчас точное место его захоронения уже не установить, по боевому пути дивизии можно определить лишь район, где оно может быть.

50-я стрелковая дивизия приняла первый бой в Белоруссии в районе Молодечно 24 июня 1941. Далее отходила к Березине, оборонялась на борисовском направлении, а с 9 июля вела бои за Витебск. Дивизия понесла такие потери, что уже 11 июля была выведена на переформирование, но укомплектоваться не успела, немцы наступали быстрее. Снова бои и только 23 июля остатки дивизии были повторно выведены в район Вязьмы на доукомплектование.

Число и месяц призыва Афонькина неизвестны, поэтому можно предположить, что в этот период с пополнением он в свой полк и попал, но это только предположение. 

15 августа 41-го продолжилось наступление войск Западного фронта с целью уничтожения духовщинской группировки противника. Участвовала в нем и 50-я дивизия. 16 августа она прибыла в распоряжение 19-й армии и вступила в бои. К 17 августа в ходе тяжелейших боев она продвинулась на 17 км и встала, но и это был успех, особенно в моральном плане. Немцев можно бить! Вот что было важно.

Полки дивизии перешли к обороне и закрепились в 15 км севернее Ярцево на рубеже Рядыни – Осипова – Чистая. Бои продолжались, но без успеха для обеих сторон. Думаю, что работы у Афонькина хватало, тогда мы еще воевали не умением, а числом.

Из Бюллетеня немецкой армии по опыту боев 1941г.: «…Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме — большими людскими массами и повторяются несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои пехотные позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком «Ура». …Артиллерийская подготовка атаки применяется редко… Трудно предположить, что на протяжении одного боевого дня наступления [атакующая] часть каким-либо образом сменит схему проведения атаки…».

Этот же губительный недостаток наших командиров отмечал в директиве от 30.03.42 №375 и командующий Западным фронтом Жуков: «…В Ставку Верховного Главного Командования и Военный Совет фронта поступают многочисленные письма от красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно-халатном отношении командования всех степеней к сбережению жизней красноармейцев пехоты.

В письмах и рассказах приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи людей при атаках на неуничтоженную оборону противника и неуничтоженные пулеметы, на неподавленные опорные пункты, при плохо подготовленном наступлении…». Жуков потребовал расследовать каждые ненормальные потери и наказывать виновных. Что это было? Память репрессий 37-го года и страх отойти от довоенных канонов стратегии и тактики? Или в период отступления выживало мало командиров, получивших боевой опыт? Не берусь судить, но вот еще один документ, приказ командира 50-й дивизии от 31.08.41 №031: «В частях дивизии имело место неправильное использование комначсостава, как то: в ротах оставалось личного состава на один взвод, а комсостав участвовал в бою всей роты, что приводило к излишним потерям, …начсостав не берегут…».

Здесь следует обратить внимание на потери. В ротах оставалась только треть их состава и в атаки вынуждены были ходить все – и выжившие бойцы, и выжившие командиры, иначе командиров сочли бы трусами, вот и погибали они как солдаты. В 41-м и генералам приходилось в штыковые атаки ходить. И многие из них остались живы благодаря тем, кто вынес их, раненых, с поля боя.

Вернемся к месту захоронения Афонькина. Почему оно не указано в донесении? Анализ захоронений других частей дивизии в этот период позволяет предположить, что это были боевые захоронения, т.е. либо прямо на месте боев, либо в неглубоком тылу выжившие в бою сами хоронили погибших. В донесениях второго периода войны довольно часто приходилось встречать приложенные схемы захоронений. В донесениях 1941-42гг – ни разу.

На 14 сентября, день гибели Афонькина, 2-й полк занимал оборону в районе деревень Попово, Коханово, Мягченки, Осипова, Скачкова. На военных картах эти деревни имели окончание «а», на современных «о». Скорее всего, где-то там он и был похоронен, а может, просто завален взрывом в блиндаже или окопе или воронке.

В 1952-56гг все известные захоронения из того района были перенесены в п.Яковлево — это, фактически, северо-восточная окраина Ярцево. 25 сентября 1982г. на месте укрупненного захоронения был открыт мемориальный комплекс. Там покоятся останки 3720 павших воинов, имена 2585 из них неизвестны. Возможно, один из них навсегда 32-летний Гурий Афонькин из п. Ильинский, наш земляк.

Ищите своих близких!

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 8-496-46-50-330 Горбачев Александр Васильевич.

Другие материалы по поиску без вести павших на сайте http://gorbachovav.my1.ru/