Из Книги памяти Московской области (т.22-I,II):

«Бабушкин Иван Степанович, красноармеец. 1909 г. рождения, д.Фомино Бронницкого р-на Московской обл. Призван в 1941г. Раменским РВК. Пропал без вести в декабре 1941г.»

«Обрывалин Иван Алексеевич, красноармеец. 1903 г. рождения, д.Аргуново Бронницкого р-на Московской обол. Призван Бронницким РВК. Пропал без вести в сентябре 1942г.»

В Книге памяти еще есть сведения о пропавшем без вести солдате Грыжине. Можно лишь предположить, что он разделил судьбу Бабушкина и Обрывалина. Об этом далее.

«Грыжин Николай Акимович, красноармеец 218сд. 1910 г. рождения, д.Плетениха Раменского р-на Московской обл. Призван в 1941г. Раменским РВК. Пропал без вести в июле 1942г.»

4 июля 1945г. из штаба Киевского военного круга в Москву был направлен акт вскрытия захоронения на месте бывшего лагеря военнопленных у г.Умань, Украина.

«О нахождении списков военнопленных во время оккупации города Умани умерших в лагере для русских пленных, размещавшихся в в/городке №9, что по дороге из Умани на Маньковку.

20 мая 1944 года мы, нижеподписавшиеся…, составили настоящий акт в том, что на основании сообщения рабочего ПУВСР №4 тов. Чернополоха нами произведена раскопка могил русских пленных, умерших за время оккупации гор. Умань, в немецком лагере для пленных, который размещался в б/подсобной хозяйстве Военстроя по дороге из Умани на Маньковку.

В результате раскопок найдены списки с указанием даты, причины смерти, а также домашние адреса, вложенные в бутылки, которые зарывались в каждую могилу на глубине 25-30 см.

Списки на 79 листах прилагаются

Комиссия определила, что умершие люди являлись в/служащими Красной Армии, попавшими в плен, родственникам которых необходимо выслать Уманским Горвоенкоматом извещение о смерти». Акт подписали начальник гарнизона Умани, секретарь горкома и два работника Военстроя.

В прилагаемых списках были сведения о 2575 погибших. Не знаю, направил ли местный военкомат «похоронки» родным, но по военкомату призыва умершие там раменцы и сейчас числятся пропавшими без вести.

Эти списки составляли и зарывали в могилы врачи госпиталя Уманского лагеря, которые и сами были военнопленными из числа погибших наших медсанбатов и госпиталей.

Согласно списков, Иван Бабушкин умер 13.10.1942 от энтероколита (одновременное воспаление толстой и тонкой кишок), похоронен в могиле №51. После войны заявление на его поиск подавала жена, Антонина Дмитриевна, Она жила в Раменском на ул. Советской, 26. В заявлении было указано, что Бабушкин был призван 22 октября 41-го и тогда же, в октябре, от него было письмо, но связь прервалась. К сожалению, в анкете нет ни номера полевой почты, откуда пришло письмо, ни номера части, где он служил, поэтому, где и как Бабушкин попал в плен, установить не удалось.

Иван Обрывалин умер 6.04.1943 от сыпного тифа, похоронен в могиле №64. После войны его также разыскивала жена, Обрывалина Н.Ф. из Аргуново, полностью имя и отчество не указаны. По ее сведениям он был призван 16.12.41. Больше никаких сведений нет.

Есть в списке и еще один наш земляк, он записан как ГрыжиК Николай Яковлевич, место жительства – Володарский с/с Московской обл. Умер 24.08.42 от крайнего истощения, номера могилы на списке нет. В списках подворового опроса 1946г. есть ГрыжиН Николай, но Акимович того же 1910 г.р. из Плетенихи. Его искала жена, Александра Семеновна, которая жила: фабрика Володарского, д.1, кв.6. Может в списке ошибка, и отчество умершего в Умани не Яковлевич, а Акимович? Возможно, но настолько же возможно, что это два разных человека. Яковлевич был призван 13.05.42 и служил в 218-й стрелковой дивизии. Жена указала адрес, с которого 28 мая 1942 получила последнее, а скорее всего единственное письмо – полевая почта 1511, этот номер за дивизией и был закреплен. Летом 42-го в составе 37-й армии она, отступая, вела тяжелые бои на Дону. Грыжин мог в это время оказаться в плену и попасть в лагерь на Украине. Я уже писал о попавших в плен в тех боях и попавших в украинские лагеря. Искажения сведений о военнопленных встречаются довольно часто, поэтому и предположение, что это один человек, имеет под собой почву.

Лагерь в Умани, «Уманская яма»… Такое название связано с тем, что первоначально военнопленных сгоняли в глиняный карьер кирпичного завода. Это была огромная яма, где без еды и воды были собраны десятки тысяч наших несчастных соотечественников, попавших в плен в киевском котле. Когда смотришь кадры хроники, понимаешь весь ужас положения этих людей. 

Прошедший этот ад С.И.Чеканов вспоминал: «На окраине города, там, где недавно была птицеферма, немцы сделали для военнопленных лагерь. Обнесли проволокой, поставили вышки с пулемётами и часовыми… Кругом лагеря стояла толпа людей – женщины, дети, старики. Они принесли хлеб, молоко, всматривались в этих измождённых людей, хотели узнать кого-либо из своих родственников, но их отгоняли, Кормить в лагере не кормили, воды тоже не давали. Только для комсостава в ржавом котле один раз в сутки варили вику с овсом. За этой «кашей» стояла длинная очередь. Один из нацменов перебежал поближе к котлу и уже хотел получить «кашу», как раздался выстрел, и он мёртвый упал в котёл. Поднялась суета. В ход пошли приклады, штыки, дубинки. Вскоре у котла осталось ещё шесть трупов.

На земле валялись опухшие с пересохшими губами люди, просили воды. По лагерю ходили санитары с носилками и подбирали умерших.

Рядом с лагерем была яма, из которой местные жители брали глину. На дне ямы осталась грязная вонючая вода от давних дождей. Нас погнали туда. Скоро эта жидкость была выпита. Ночевали тоже здесь, на дне ямы. Утром на край ямы подводили лошадей, стреляли. Пленные, кто в чём мог, варили конину. Дня через три дно ямы было усыпано мертвецами, их никто не убирал».

Так начиналась «Уманская яма». Возможно, среди тех умерших были и наши земляки, но мы уже никогда не узнаем их имена.

Первоначально лагерь назывался Дулаг 182, это пересыльный лагерь военнопленных и фактически ни о каком учете, заведенном в стационарных лагерях, речи не шло. Были какие-то книги, списки с минимумом информации. Они нужны были для фильтрации и отбора тех, кого направляли дальше от фронта на работы. Вот как рабочая сила, они уже подлежали учету. Этим стационарный лагерь «Шталаг» и отличался от «Дулага». В нем была постоянная администрация, склады, кухни, свои охранные подразделения. Из пленных комплектовали рабочие команды, которые и выполняли самые разные работы и в сельском хозяйстве, и в промышленности, и в каменоломнях.

С января 1942 лагерь в Умани стал Шталагом 349. Хотя такого учета военнопленных, как на территории рейха, все равно не было. Крайне редко попадаются персональные карты пленнных из лагерей, которые были на территории СССР, оккупированной немцами.

В плен попадало много раненых и сначала они просто располагались под сохранившемся в яме навесом. Потом немцы вынуждены были создавать лазареты и госпиталя, чтобы хоть как-то изолировать больных и не допустить эпидемий. Вот только лечения там практически никакого не было, да и зимой 1941-42гг эпидемии разразились практически по всем лагерям, включая территорию Германии. Некоторые лагеря закрывались на карантин и вымирали почти полностью. Немцы на их территорию не заходили, боясь заразы. Пленные сами собирали и захоранивали трупы.

В Умани, чтобы умершие не остались безвестными, врачи оставляли вот такую память о них – списки в бутылке. Благодаря им и известна сейчас судьба наших земляков. Они умерли в госпитале для военнопленных. В каком? Скорее всего в ревире (госпитале) №3.

Сначала тяжелых больных собрали в общежитии бывшего кирпичного завода, оно и стало ревиром №1. Но изменилось только то, что появилась крыша над головой, никакого лечения они не получили и практически все умерли. Их сбрасывали в траншеи вблизи здания, причем некоторых еще живыми. Сейчас там установлена стела с надписью: «Здесь похоронены более 300 советских воинов, узников фашистского концлагеря, умерших от ран, голода и болезней в 1941-1943 годах».

В начале августа 41-го в помещении клуба железнодорожников был оборудован ревир №2. По воспоминаниям местных жителей, помогавших раненым в этом ревире, помещения клуба были забиты пленными ранеными, их клали на пол и ни о каком лечении речи не было. Местные собирали перевязочный материал по соседям, старались раненых подкормить чем могли, но их самих вскоре перевели на карточки. Холод, голод, раны и болезни выкосили и этот ревир. Умерших хоронили во рвах, пересыпая известью. В начале 43-го ревир закрыли.

Оставшихся в живых перевели в ревир №3. Он был самым большим и располагался на территории бывших пороховых складов рядом с парком «Софиевка». Здесь для нескольких тысяч раненых и больных выдавали в сутки по нескольку стерильных бинтов и пару десятков нестерильных. Кормили тем, что собирало местное население. Врач Лялин ездил на подводе по селам и собирал еду, при этом просил такую, на которую не позарятся немцы.

Раненые лежали на двухъярусных нарах, где на человека приходилось 70-80см, многие на голых досках. За их жизнь боролись, как могли, врачи из числа пленных, но все их усилия сводили на нет эпидемии. Возможно, врачи ревира №3 и закладывали бутылки с фамилиями в могилы.

На захоронениях ревира №3 установлены обелиски, но фамилий на них нет. В Уманском краеведческом музее хранят память об «Уманской яме» и ищут фамилии тех, кто покоится в их земле. Возможно, их усилиями захоронения и станут именными.

Ищите своих близких!

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 8-496-46-50-330 Горбачев Александр Васильевич.

Другие материалы по поиску без вести павших на сайте http://gorbachovav.my1.ru/