Из Книги памяти Московской обл. (т.22-I):

«Звонарев Николай Семенович, старшина. 1905 г.рождения, д.Плетениха Раменского р-на Московской обл. Призван в 1941г. Раменским РВК. Пропал без вести в июле 1941г».

В 1946г. его разыскивала жена, Надежда Никитична из Плетенихи. В анкете на розыск она сообщила, что муж ушел на войну 24 июня 1941г., что был сержантом, командиром отделения. Видимо это он сообщил в своем последнем, а может и единственном, письме с дороги на фронт, но ни части, в которой служил, ни номера полевой почты, увы, она не указала. Других документов о месте службы нет, поэтому точно установить его боевой путь не удалось.

Как это ни странно, я начну с 1938 г. Нет, ничего сказать о жизни Николая в этом году я не могу, но именно тогда на киностудии «Мосфильм» был снят фильм «Болотные солдаты». Он шел на экранах СССР и рассказывал о судьбе немецких коммунистов. Главный герой фильма арестован и направлен в один из лагерей смерти в местности Эмсланд недалеко от границы с Голландией. Узники находятся там в совершенно скотских условиях: роют канал лопатами, стоя по пояс в болотной жиже и умирая от усталости. За любую провинность заключенных жестоко избивают и назначают совершенно непосильные штрафные работы. Их и называли «болотными солдатами».

Возможно, смотрел этот фильм и Николай Звонарев, не зная, что ему самому суждено умереть в тех самых болотах. Мог ли он представить, что немцы будут под Москвой?! «Бить врага на его территории» — страна верила в этот лозунг.

Но это случилось. В архивах есть персональная карта пленного Звонарева Николая Семеновича, 3.02.1905 г.рождения из д.Плетениха. Рост 175 см, брюнет. До войны был рабочим. Вместо девичьей фамилии матери записано ее имя – Мария. Номер полка или дивизии, где он служил, не указан. Есть только дата и место, где попал в плен – 3 августа 1941г. под Смоленском.

Вот та ниточка, которая позволит определить, пусть и не конкретно, где и при каких обстоятельствах Звонарев попал в плен. Конечно же, это место можно установить только приблизительно, с некоторой, на мой взгляд — достаточно высокой, долей вероятности.

Смоленское сражение. Оно началось 10 июля 1941 года. Немцы планировали окружить наши войска на Днепре, захватить Оршу, Витебск и Смоленск — и путь на Москву свободен! Противостояли им в основном избежавшие белостокского и минского котлов отходящие войска. Численность этих дивизий равнялась численности полков, а то и батальонов. Многие без техники.

Под ударами немцев наши войска оставили Смоленск, но продолжали контратаковать, т.к. Ставка требовала вернуть город. На других участках фронта отход наших войск продолжался, и смоленская группировка оказалась в «мешке», основу которого составляли Ратчинская и Соловьева переправы на Днепре. Сначала по ним снабжалась смоленская группировка, потом по ним она прорывалась из «мешка». В конце июля — начале августа 41-го остатки группировки скопились у переправ, контратаковали, восстанавливали переправы, перебирались на противоположный берег вплавь.

Вот как описывал Соловьеву переправу Иван Стаднюк: «В первых числах августа ослабленные части 16-й и 20-й армий по приказу Главнокомандующего Западным направлением начали отходить от Смоленска, прикрывшись сильными арьергардными группами. На главном направлении, где немцы пытались смять отходящие войска, неусыпно действовали разведчики 152-й стрелковой дивизии (…), а вражеским танкам преграждал путь артиллерийский противотанковый дивизион (…). На флангах держали оборону смешанные подразделения, замыкая коридор отхода.

В ночное и дневное время по старой Смоленской дороге непрерывным потоком двигались в направлении Днепра колонны пехоты, артиллерии, грузовиков, санитарных машин и повозок. Дорога упиралась в Днепр у деревни Соловьево, раскинувшей свои семьдесят пять дворов на возвышенном правом берегу, недалеко от того места, где в Днепр вливались речки Устром, Ласьмена, а ниже по течению — Воль. И теперь еще одна, живая, река текла к древнему Днепру, разливаясь по всей ниспадающей к руслу прибрежной пойме и по близлежащим лесам.

Через Днепр саперы (…) навели переправу — поставили и заякорили посреди реки два металлических понтона, а справа и слева состыковали надувные лодки, поверх которых закрепили деревянные лаги. Между берегами протянули стальные тросы, а рядом тоже на тросах — два штурмовых мостика для пехоты. Однако напор людей, машин, повозок был куда более мощным, чем могла пропустить по своей зыбкой тверди переправа. А пушкам вообще не было сюда ходу: грузоподъемность понтонов не соответствовала их весу.

(…) Соловьевская и Ратчинская переправы лета 1941 года… Это были страшные скопища людей и техники. Страшные тем, что являли в своей совокупности гигантские мишени, по которым непрерывно вели огонь артиллерия и минометы врага, а с неба пикировали десятками, бомбардировщики, прорываясь сквозь огонь зенитчиков. Изредка появлялись советские истребители, и тогда на земле начиналось ликование…

Не столь большая ширь Днепра ниже переправ была густо покрыта странного вида кочками. Это, закрепив на головах сложенное обмундирование, а за спиной — карабины, перебирались на левый берег умевшие плавать.

А у въездов на понтонные мосты творилось невообразимое. Каждый стремился оказаться быстрее на противоположном берегу, у темнеющего впереди леса, подальше от обстрела и бомбежек. Поэтому командованию пришлось поставить плотное оцепление из взводов комендантских рот. (…) Первыми пропускали машины и повозки с ранеными. Бойцов — только с оружием; безоружных возвращали назад — искать оружие.

(…) Бомбы и снаряды, взметывая в небо фонтаны воды, часто попадали в цель, губя людей, технику и разрушая наплавные мосты. Ниже по течению, здесь же, в Соловьеве, начали строить еще две переправы — свайные. Тракторами волокли на тросах из недалекого леса спиленные деревья, танками рушили по просьбе жителей их деревянные дома, сараи, тащили бревна к переправам, крепили, вязали, схватывали крепежными железными скобами, тяжелыми кувалдами вбивали в дно Днепра сваи, клали поперечины, а на них — продольные лаги. Берег кипел от многолюдья, деловой суеты, далеко окрест слышался гул тысяч голосов, вопли раненых и тонущих, команды, матерщина. (…) Да, это были самые тяжкие часы и дни августа 1941 года для тех, кто оказался в этой мясорубке…».

Вот в этой мясорубке 3 августа и попал в плен Николай Звонарев. Если в документах написано «Смоленск» — это вовсе не означает, что был пленен в городе или на его окраине. Иногда писали точно – город, деревню, иногда – ближайший город, а иногда просто направление. В данном случае смоленское.

Номер пленного «38931» Звонареву был присвоен в лагере военнопленных StalagVICBathorn/Emsland. Эмсланд – это район Германии, граничащий с Голландией. Туда он прибыл в сентябре 41-го. Видимо, сначала его планировали отправить в лагерь А Exisdorf, даже поставили отметку об убытии 25.09.41, но потом за той же датой ее исправили на лагерь Wietmarschen, филиал лагеря VIC. 29.09, 1.10 и 13.10 41-го Звонарев был привит от оспы, тифа, дизентерии и холеры.

Места в Эмсланде заболоченные, торфяники. В 30-х годах фашистами там были построены более десяти лагерей смерти для осужденных политических противников. Одним из них был лагерь Витмаршен. В 1939 г. он был передан в ведение VI военного округа Вермахта и стал лагерем военнопленных. До войны с СССР в нем содержались голландцы, которые и завершали его окончательное оборудование. Первые советские военнопленные поступили в лагерь в сентябре 41-го, их было 2700 человек. Один из них – Николай Звонарев.

Нацисты не напрасно отправляли своих противников умирать именно туда. И заключенные, и военнопленные использовались на тяжелых работах по осушению местных болот, что приводило к высокому уровню заболеваний и смертности. Постоянная сырость, а значит, невозможность согреться и высушить одежду наступившей осенью и предстоящей зимой, голод, ужасающая антисанитария – вот причины большой смертности этих несчастных.

«Ресурс» советского военнопленного был рассчитан на 5 месяцев. Это было планомерное уничтожение, поэтому и отношение к ним было соответствующим. Очевидец вспоминал: «…русская рабочая команда, состоявшая примерно из нескольких сот человек, маршировала пешком из Алексисдорфа… Была зима, только что выпал снег, а большинство русских шли босиком. Одеты они были в легкие тиковые костюмы…Множество русских пленных плачевно погибло в Алексисдорфе – они были почти раздеты, кормили их впроголодь, а работать заставляли до физического изнеможения. Естественно, многие болели. Но и в лазарете питание было не лучше, они попросту умирали от голода.»

В этих командах шел и Николай Звонарев, «болотный солдат». Именно там, в Алексисдорфе, он умер 7.11.41г. В карте пленного отметок о его переводе в этот лагерь нет, но он есть в списках умерших. При самостоятельном поиске родные наверное не нашли бы его в этом списке, т.к. фамилия искажена до неузнаваемости с первой буквы. По-немецки она написана «LWONDRJOW», так же она была и переведена – «Лвондрев». Невозможно было бы подумать, что это Звонарев, но с его персональной картой пленного совпадают дата и место рождения: 3.02.05, д.Плетеничи. Хотя, как видим, и Плетениха написана с ошибкой. Совпадает и дата смерти.

Похоронен был Николай Звонарев на русском кладбище лагеря Далум (Dalum), захоронение 6, ряд 8, могила 485. На этом кладбище в 1941 хоронили умерших в соседних лагерях, и по числу погребенных оно самое крупное в комплексе Эмсландлагерей. Там покоятся от 8 до 16 тысяч наших соотечественников, точное их число неизвестно. Одиночных могил сейчас нет.

Ищите своих близких!

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 8-496-46-50-330 Горбачев Александр Васильевич.

Другие материалы по поиску без вести павших на сайте http://gorbachovav.my1.ru/