РамСпас поиск. Возвращение

Из Книги памяти Московской обл., т.22-I:

«Брыкин Алексей Николаевич, красноармеец. 1908 г.рождения, д.Власово Раменского р-на, Московской обл. Призван 26 июня 1941г. Раменским РВК. Погиб в концлагере Шталаг 343 29 апреля 1942г. в Германии, г.Нюрнберг».

Все в Книге памяти верно, кроме места гибели Алексея Брыкина. Он погиб в Литве, у г.Алитус. Именно там размещался лагерь военнопленных Stalag 343. Не знаю, почему в Книге памяти указано другое место.

В 1946г. заявление на розыск Алексея Брыкина в Раменский РВК подавала его жена, Брыкина Елизавета Андреевна из д.Власово. Розыск результатов не дал, и 29.08.1946 не вернувшийся с войны Брыкин был официально признан пропавшим без вести в декабре 1941г.

В заполненной анкете на розыск жена указала, что муж был призван Раменским РВК 26.06.1941 и служил в 329-м зенитно-артиллерийском полку. Этот полк входил в состав 2-й артиллерийской бригады 1-го корпуса ПВО (противовоздушной обороны) и защищал небо Москвы. Первый немецкий самолет был сбит зенитчиками уже при первом налете немцев на столицу 22 июня 41-го.

Последнее письмо от Алексея с этого адреса пришло 23 июля 1941г., на этом связь прервалась. Можно было бы предположить, что он погиб при отражении очередного авианалета, а тело не нашли после прямого попадания бомбы в орудие, но его судьба была иной.

Летом 41-го немцы упорно продвигались к Москве. Белостокский и Минский «котлы», Смоленский «мешок». Немцы не выдавливали наши войска, а просто выгрызали огромные бреши в нашей обороне, захватывая их танковыми клещами и перемалывая двигавшейся следом пехотой. В этих котлах было потеряно огромное количество артиллерии. Часть погибла в боях, часть была уничтожена при выходе из окружений, т.к. не было ни снарядов, ни тягловой силы, чтобы тащить орудия, а часть была просто брошена. В Красной Армии почувствовалась острая нехватка в первую очередь противотанковой артиллерии, в связи с чем было принято решение о создании полков ПТО (противотанковой обороны). Но противотанковых пушек не хватало, и на комплектование полков были направлены зенитные пушки, которые были очень эффективны в борьбе с танками. Кстати, против наших танков КВ немцы тоже выставляли зенитные орудия, т.к. другие их просто не брали.

Постановлением ГОКО №172сс от 16.07.41 «О Можайской линии обороны» для формирования вновь создаваемых полков разрешалось изъять из ПВО Москвы 200 85-мм зенитных пушек. 1 августа 41-го был сформирован 874-й артиллерийский полк ПТО, куда, в соответствии с директивой, и попал со своим зенитным орудием Алексей Брыкин. Два месяца с небольшим судьба Алексея была связана с этим полком. По состоянию на 1 октября 1941г. он входил в состав 19-й армии, которая занимала оборону западнее Вязьмы в районе Холм-Жирковский, Ярцево в полосе Западного фронта.

В октябре 41-го наше командование планировало вяземскую оборонительную операцию, а немецкое — наступательную, под кодовым названием «Тайфун». Это был их решающий рывок к Москве. К сожалению, направления главных ударов немцев предугадать не удалось, и огромная группировка наших войск в составе 4-х армий снова оказалась в «котле». Он известен как «Вяземский котел». Точных сведений о наших потерях нет и сейчас, но по некоторым данным они составили более 600 тыс. человек убитыми и взятыми в плен.

Один из основных ударов приняли на себя 19-я и 30-я армии, на стыке которых 4 советские дивизии оборонялись против 12 немецких, в т.ч. 2 танковых. Фронт был прорван. С утра 3-го октября 30-я, 19-я армии и часть сил фронтового резерва, объединенные в группу под командованием генерала И.В.Болдина, нанесли контрудар с целью остановить прорвавшегося противника и восстановить положение. Однако контрудар успеха не имел.

8-го октября поступил приказ пробиваться из окружения. 19-я и 32-я армии должны были пробиваться в зависимости от обстановки либо на Сычевку, либо на Гжатск, который уже 9 октября захватили немцы. До 11 октября окружённые войска предпринимали попытки прорваться, но только 12 октября удалось на короткое время пробить брешь, которая вскоре была вновь закрыта.

10 октября при очередной попытке прорыва был пленен боец 874-го артиллерийского полка Алексей Брыкин.

Из персональной карты пленного Брыкина Александра Николаевича, 5.10.1908г.р., лагерный номер «5683», лагерь военнопленных Stalag 343: рост 170 см, светловолосый, особых примет не имел. Гражданская специальность – крестьянин. Красноармеец 874-го артиллерийского полка, в плен попал 10 октября 1941 под Вязьмой. Имя отца – Николай Васильевич, матери – Прасковья. Жена, Елизавета Андреевна, жила в д.Власово Раменского р-на, в карте записано Улазово. Они имели одного ребенка.

В лагерь Алексей поступил раненым и больным. Скорее всего, его болезнь была связана с ранением, вернее, с тем, что организм уже был ослаблен, т.к. чаще никакой медицинской помощи на этапах перемещения пленных в пересыльные и стационарные лагеря немцы не оказывали, а совсем ослабевших просто добивали.

Когда Алексей поступил в Stalag 343, неизвестно. Лагерь этот был размещен в бывших военных казармах на восточной окраине г.Алитус. В некоторых источниках он упоминается под номером «133», возможно, его нумерация менялась, что происходило нередко.

Из сообщения Чрезвычайной государственной комиссии о преступлениях гитлеровских захватчиков в Литовской ССР от 18.12.1944г.: «… Ещё по пути в этот лагерь пленных морили голодом, и многих из них привозили мёртвыми или в состоянии сильного истощения. Как показали свидетели, литовский партизан Маргялис и жители г. Алитуса, при выгрузке военнопленных из вагонов немцы расстреливали на месте всех неспособных двигаться дальше. Военнопленные были размещены в конюшнях, где они зачастую замерзали, так как у них было отобрано всё обмундирование. Гитлеровцы открывали по пленным стрельбу из пулемётов и автоматов. В этом лагере № 133 погибло от расстрелов, голода, холода и сыпного тифа не менее 35 тыс. человек.

Распорядок дня в лагере выглядел так: подъем – 5 часов утра, завтрак – с 5 до 6 часов, выход на работу в 8.00., обед с 11.30 до 12.30, окончание рабочего дня – 17.00., ужин с 17 до 18 часов. Отбой – 21 час.

Военнопленные занимались строительством хозяйственных построек лагеря, трудились на лесозаготовках, часть пленных предоставлялась местным кулакам для работы в их хозяйствах.

Меню в лагерной «столовой» было весьма скудным. На завтрак — чай с сахарином, на обед – нечищеная картошка, приправленная загрязнённой ржаной мукой, а для навара добавляли мясо дохлых лошадей. На ужин доедали остатки обеда. При получении обеда все выстраивались в многотысячный строй, чтобы в порядке очереди получить свою порцию. Если пленный пытался получить вторую порцию, его расстреливали на месте. Буханку чёрного хлеба весом 1200-1300 граммов выдавали на 9 человек.

Когда по лагерю проходила эта многотысячная колонна, то по пути её следования оставались упавшие от истощения и болезни пленные. Поднимать их было запрещено. В течение одних-двух суток они умирали. Смертность была огромная. Были дни, когда умирали до 400 человек.

Среди военнопленных свирепствовали голод и эпидемии. В лагере наблюдались случаи людоедства. Для пленных офицеров Красной Армии был установлен более жёсткий режим. Им не разрешалось выходить за пределы своих казарм.

Рабочий лагеря Новаковский вспоминал: «Изверги, чтобы приостановить распространение эпидемии на почве голода и заразы, на Рождество 1942 года закрыли все помещения, где были военнопленные, и открыли только в конце марта 1943 года. Смертность была колоссальная. Пищу бросали, как скотине».

В лагере были попытки бегства. Но, как правило, они заканчивались неудачно. Например, в октябре 1941 года пленному удалось покинуть пределы лагеря, но в Алитусе его поймали. При задержании пленный убил одного немца. Наказание последовало немедленно. На следующий день в лагере были выстроены 30 000 военнопленных, и на их глазах 200 пленных расстреляли.

Комендатура лагеря официально хоронила умерших пленных на двух кладбищах. Первое кладбище, что южнее лагеря, было разделено на две части — для военнопленных и для эвакуированных. Согласно немецким документам, в 131 могиле захоронено 16 157 человек, но так как в братскую могилу укладывали по 4-5 рядов трупов, эта цифра значительно уменьшена, то есть общее число погибших людей в Алитусском лагере достигает 80 тысяч человек. Из них 40 000 тысяч – это военнопленные.

Могилы рыли глубиной до 3-х метров. Трупы укладывали на бок. Если среди умерших попадались люди малого роста, то их клали в обратном направлении. Могилу не закрывали до тех пор, пока не уложат 4-5 рядов. Комиссия обнаружила 3 незакрытые могилы. Расстрел пленных проводили на берегу Немана.

Показания А.Новаковского подтвердили монтёр лагеря Чижовский и слесарь Филанов».

О чем они думали, погибавшие в тех нечеловеческих условиях? О самом близком – о семье. Как тот военнопленный другого лагеря в литовском Каунасе Ф.Е.Кожедуб, который, видимо, просто бросил письмо на дороге или на месте работы с запиской: «Добрый человек или женщина, кому попадет в руки это письмо, прошу выполнить мою последнюю небольшую просьбу. Как только восстановится почтовая связь, прошу переслать это письмо по такому адресу: Почта Холмы, Черниговской области, Холминского района, село Камка, Кожедуб Матрене Федоровне. Много людей я просил о спасении, обещал все свое имущество, но спасения нет. Прощайте».

Вот это письмо: «гор. Каунас 19 октября 1941 г. Дорогая моя семья, Мотя, Катя и Маруська! Не знаю, что с вами там случилось до сего времени, живы ли вы, здоровы ли вы и как проживаете дальше… Как я хотел с вами еще раз повидаться, но это не удалось, нам больше не видаться. Живите там и размышляйте, как лучше прожить, и не забывайте, что я умираю с мыслью о вас и вашими именами на устах. А смерть моя долгая и страшная. (…)

4 и 5 сентября 1941 г. был в страшных боях, вышел цел и невредим. 14 сентября попал в плен к немцам возле Новгорода-Северска в селе Роговка. Направили в Стародуб, в Сураж, а потом в Гомель. В Гомеле был с 20 сентября по 2 октября, а потом отправили в гор. Каунас, где мне приготовлена могила. С самого ухода из дома я голодал и доживаю последние дни. В Каунасе живу с 5 октября и пока по сей день в форте бывшей крепости совместно с Рябченком Сергеем Даниловичем, который уже третий день в госпитале. Живу под открытым небом в яме, или в пещере, или в подвале. Пищу получаем в день 200 г хлеба, пол-литра вареной капусты и пол-литра чаю с мятой. Все несоленое, чтобы не пухли. На работу гонят палками и проволочными нагайками, а пищи не добавляют. Имеем миллионы вшей. Я два месяца не брился, не умывался и не переодевался. Из одежды имею нижнее белье, верхнее белье, шинель, пилотку и ботинки с обмотками. Погода холодная, слякоть, грязь. Ежедневно умирает 200—300 человек. Вот куда я попал, и дни мои остались считанные. Спасти меня может только чудо. Итак, прощайте, мои дорогие, прощайте, родные, друзья и знакомые. Если найдется добрый человек и перешлет мое письмо, то знайте хоть, где я погиб бесславной тяжелой смертью. Еще раз прощайте. Ф. Кожедуб».

Они хотели, чтобы родные знали, где их могилы.

Думал о своих жене и ребенке и Алексей Брыкин. Есть ли сейчас хоть кто-то, кто хотел бы знать о его судьбе? Надеюсь, что есть.

Ищите своих близких!

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 8-496-46-50-330 Горбачев Александр Васильевич.

Все материалы по поиску без вести павших на сайте http://gorbachovav.my1.ru/