Из Книги памяти Московской обл. (т.22-I):

«Куряков Александр Львович, красноармеец 2 сп. 1904 г.р., д.Кузнецово Бронницкого р-на Московской обл. Призван Виноградовским РВК. Пропал без вести в сентябре 1941 г.».

В 1946 г., когда проводился подворовый опрос для учета и выяснения судьбы тех воевавших, с кем за время войны прервалась связь и их судьба неизвестна, в списки Виноградовского РВК был внесен Куряков Александр Львович из Кузнецово. Заявление на его розыск подавала жена, Клавдия Ивановна, которая жила в д.Юрово. В войну это были разные районы.

Она сообщила, что ее муж был мобилизован на второй день войны — 23 июня 41-го. Последнее письмо от него было получено 17 сентября с адреса «ппс 931, 2 сп (прим.: стрелковый полк)». Заключение по результатам розыска — «считать пропавшим без вести в сентябре 1941 г.». Видимо, из этого списка и взяты сведения для Книги памяти.

Александр Куряков не пропал без вести. Он умер в плену, и эти сведения взяты из его персональной карты пленного. Там указана дата его рождения — 15.05.1904 г., рост — 167 см, специальность — рабочий, девичья фамилия матери — Шмелева. Указан адрес жены (KurikovaK.I.) — Кузнецово, Раменского района, но написано с ошибкой, как Кузнечево. Заполнял карту пленного, судя по всему, не немец, а кто-то из пленных, знающих язык, но не в совершенстве. Пленных привлекали для такой работы. Например, местом службы записан «903 Str. Polk», а немец написал бы «Inf. Reg.» (Infanterie-Regiment), что соответствует пехотному полку, т.к. стрелковых полков у немцев не было. Видимо поэтому и фамилия Курякова записана Kurikov, а не Kurjakov и стал он Куриковым, а значит, на запрос в архивы пришел бы ответ «Куряков не значится». В немецкой базе данных по военнопленным (Саксонские мемориалы) он также числится как Kurikov, КурИков, что, конечно же, затрудняет его поиск.

Казалось бы, все сведения есть и судьба известна, но по месту службы есть ряд противоречий. Согласно записи в карте пленного, Куряков служил в 903-м стрелковом полку и в плен попал 6 сентября 41-го под Ельней. Такой полк был в 242-й стрелковой дивизии 30-й армии, которая и в сентябре и в октябре воевала под г.Белый, а это в 140 км севернее Ельни. Да и последнее письмо получено с ппс 931, которая была закреплена за 9-й дивизией народного ополчения (дно), впоследствии переформированной в 139-ю стрелковую дивизию, а ее 2-й полк переименован в 1302-й стрелковый полк. Вот эта дивизия воевала под Ельней, только в сентябре 41-го она находилось во 2-м эшелоне обороны, т.е. в тылу. Таким образом, если Куряков воевал в 903-м полку, то под Ельней попасть в плен не мог и письмо прислал бы с другого адреса, если же во 2-м полку (1302 сп), то не мог попасть в плен в сентябре. Склоняюсь к мысли, что в карте пленного были допущены еще две ошибки. Куряков воевал не в 242-й, а в 139-й дивизии и в плен попал под Ельней, но не в сентябре, а октябре 41-го, т.е. в вяземском «котле».

В пользу этого предположения говорят и оперсводки за сентябрь: «1 сентября — в районе ГУБИНО красноармеец 6 роты, находясь на посту по охране минного поля, хотел задержать группу гражданских лиц и попал на мину — при взрыве убит… 3 сентября. Прибыло пополнение 1979 чел. и один саперный б-н 470 чел… В 11.00 3.9.41 г. находившийся в разведке в полосе 120 сд в р-не КОСТЮКИ красноармеец разведроты КУЛЕШОВ был убит поднятым сюрпризом, разорвавшимся в руках … 5 сентября — на укомплектование дивизии прибыл артдивизион в составе 248 ч. … 6 сентября. Для охраны и обороны Штарма 33 ГАЙДУКИ 6.9 направлены по 1 стрелковой роте из 1302 и 1304 СП… 6 сентября. В 20.00 6.9 в ЗСП ранен в колено из винтовки боец МАРТЫНОВ». Ни о каких потерях в боестолкновениях речи нет.

Куряков был призван 23 июня. Фронт был далеко и поначалу он мог попасть в запасной полк. Дивизии народного ополчения формировались из добровольцев, но впоследствии пополнялись и призванными по мобилизации, так что он вполне мог прибыть в свой 2-й полк с пополнением.

Вот как вспоминали об этом периоде оставшиеся в живых ветераны дивизии.

Фидельман М.Э.: «7-8 июля формирование дивизии в Москве закончили. Утром 9-го, на рассвете, дивизия выбыла за 35 км от Москвы и расположилась в районе село Архангельское. Здесь еще продолжалось доформирование дивизии: пополнение, отсев по болезни и т.д. К нам влились ополченцы Тимирязевского района и маршевые роты (прим.: маршевые роты — это призванные по мобилизации).

В сентябре 1941 г. нашу 9 Кировскую дивизию перевели в состав 24 армии, которая еще до нашего подхода находилась в районе гор. Ельни, занимала 2-ю линию обороны. (…) С вооружением у нас вначале было не совсем хорошо, но перед вступлением в бой пополнили. Имели мы оружие различных систем: пушки — французские, винтовки — бельгийские, финские, французские и русские, пулеметы старого образца «Кольт», которым пользовались еще в империалистическую войну, и пользоваться ими могли только старые солдаты. Автоматов и пистолетов не было…».

Интересны воспоминания однополчанина Курякова, ветерана 2-го полка Кипяткова А.И. (без исправлений): «В начале сентября наш полк снялся и поехал дальше. В 6 км за Ельней в дер. Липки мы разместились, это была линия обороны.

Я служил в 2 полку 9 Кировской СД, 3 рота, 1 взвод. В Липках меня перевели в транспортную роту того же полка. 2 октября я выехал в полковую дивизию за продуктами и на другой день из-за сильной перестрелки на линии обороны вернуться не мог, т.е. попал только на 3-и сутки. Часть людей нашего полка отступало по одной дороге, а другая часть в кол-ве 250 чел по другой, где был и я, попали в окружение. Долго отстреливались, а когда вышли патроны, пошли в атаку. Дрались хорошо, уложили много фрицев. В боях я был ранен в левое плечо, в левую и правую ногу. Это было 4 октября 1941. Часть людей нас все же оказались в плену, т.к. были окружены и отрезаны немцами. Тяжело раненых немцы штыком прокалывали до смерти, а легко раненых усадили в повозки и заставили легко раненых везти до дер. Луки 12 км на себе. В деревне нас бросили в холодный каменный сарай и где и просидели четверо суток без еды и питья. На 5 сутки пленные медицинские сестры всех раненых разместили по колхозным избам и оказывали помощь.

Раненых немцы оставили в деревне, а здоровых угнали в тыл. Пролежав 3 недели, мы с товарищем решили бежать к своим. Прошли 280 км и не доходя 40 км до Тулы нас задержал нем патруль и направил в концлагерь в г.Калугу. (…) При наступлении КА немцы всех раненых из Калуги погнали в местный Полотняный Завод. Дорогой немцы у бойцов снимали валенки и везли разутых. (…) Немцы спешили, брали только тех, кто сам мог идти, а остальных пристреливали. Я не мог сам идти, упал, немец думал, что в меня попал, выстрели и пошел дальше…».

Сейчас уже не установить какой путь до лагеря в Германии прошел Куряков. Возможно он попал в Рославльский пересыльный лагерь, о котором так вспоминал ветеран дивизии Тазетдинов С.А.: «До сих пор в моих ушах стоят стоны раненых, их мольба о воде, просьбы перевязать раны, сменить загноившиеся повязки. Многие тяжелые больные бредили. Один неистово кричал, отдавал команду, другой рыдал, призывая дорогих ему людей. В предсмертных судорогах стонали ис­текающие кровью бойцы, с оторванными руками и ногами. В страданиях и муках умирали они на грязном полу. В бараке стояло ни с чем не сравнимое зловоние. Воду привозили сами военнопленные. Чтобы доставить бочку воды, нужно было проехать десятки (прим.: зачеркнуто, надписано «пять») километров. В Рославльском лагере и в его лазарете скопилось десятки тысяч военнопленных. Каждые сутки умирало по несколько сотен. … Первые дни нам даже не давали хлеба, а варили картошку в мундире и кормовую свеклу. Конское мясо, от убитых на фронте лошадей, десяти-пятнадцатидневной давности, рубили на куски вместе со шкурой и варили в котле. Кормили один раз в сутки, а утром и вечером раздавали горячую воду». Таким был путь тех, кто доехал до границ рейха живым. Их учет начинался только там.

На территории рейха свой номер пленного «116262» Куряков получил в лагере военнопленных stalagXBSandbostel на северо-западе Германии. Дата его прибытия не указана, но от оспы и туберкулеза он был привит 19 ноября 41-го, а значит можно предположить, что в лагерь он поступил в начале месяца.

Следующая запись в карте пленного так же вызывает сомнения. Это штамп о том, что 4.8.41 г. (августа!) он был направлен в рабочую команду 413 Wilhelmshaven(Вильгельмсхафен), это в 70 км западнее лагеря. Вот только никак он не мог быть туда направлен в августе, все военнопленные с близкими к «116262» персональными номерами попали в плен в октябре 41-го под Вязьмой, а значит ни они, ни Куряков в августе в лагере быть не могли. За этой записью стоит штамп «10.nov.1941», что также сомнительно, если это уточнение даты направления Курякова в рабочую команду, ведь прививку ему сделали 19 ноября, а их делали в стационарном лагере. Если только в команду он был направлен формально, а фактически убыл после прививки. Осенью-зимой 1941-42 гг. среди военнопленных свирепствовала эпидемия сыпного тифа, возможно, не обошла она и Курякова.

31 декабря 41-го он был переведен в лазарет Витцендорф лагеря XB, где и умер 6 января 1942 г. Немецкой записи о дате смерти в карте пленного нет, она сделана переводчиком при ее обработке. В немецких списках (Саксонские мемориалы) стоит та же дата — 6 января. О месте захоронения запись есть — русское кладбище Витцендорф. Есть и еще одна запись! Что уже после смерти, 23 января, он был переведен в stalagXD (где умер), но видимо это формальности учета.

На кладбище советских военнопленных stalagXD похоронены около 16000 наших соотечественников. Кладбище ухожено. Индивидуальных могил нет.

Ищите своих близких!

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 8-496-46-50-330 Горбачев Александр Васильевич.

Другие материалы по поиску без вести павших на сайте http://gorbachovav.my1.ru/