2 февраля летчик-испытатель Первого класса Евгений Крутов получил Звезду Героя Российской Федерации. 5 октября 2018 г. он с Михаилом Кондратенко, рискуя жизнью, увел падающий истребитель от жилых домов. О той аварии, отношении к риску и профессии Евгений рассказал в интервью.

— Евгений, пришло ли осознание, что вы герой РФ?

— Я не знаю, что значит осознать. Знаю, что носить это звание — большая ответственность.

— Но есть же ощущение, что звание героя вы получили не просто так?

— Да, согласен. Но у меня есть много товарищей, которые достойны этого высокого звания.

— Ваш отец Александр Крутов — летчик-испытатель, герой РФ. В детстве хотели быть как он?

— Конечно. Он всегда брал меня с собой. Я и не представлял, что стану кем-то еще, кроме летчика. 

— Ваш сын хочет стать летчиком?

— Иногда проскальзывает такое, но сейчас поколение другое. Ему восемь лет, и определяться с профессией рано. Но, когда придет время, я не буду делать этот выбор за него.

— А ваш выбор родители поддержали? 

— Мама была против, а папа сказал: решай сам. Меня никто не подталкивал, я самостоятельно принял решение. Единственное, отец предупредил, что профессия летчика очень ответственная. Когда после учебы в Ейской школе я поступил в училище, отец спросил: «Ты понимаешь, что тебе 15 лет, а ты из дома уходишь навсегда? Ты готов?». Я ответил: «Да, готов».

— Расскажите про учебу.

— Я летал в аэроклубах еще до Ейской школы-интерната и представлял, что такое самолет. Конечно, отец меня тоже катал на разных самолетах. А в Ейск я поступил в 1994 г. До обеда были общеобразовательные предметы, а после — профильные. В этой школе я впервые вылетел самостоятельно, это было 3 августа 1995 г. После 11 класса я поступил в Качинское высшее военно-авиационное училище летчиков им. А.Ф.Мясникова в Волгограде. Когда его закрыли, меня в 1998 г. перевели в Армавирское высшее военное авиационное училище летчиков им. П.С.Кутахова. Его я окончил в 2001 году. 

— А как вас провожает семья на работу?

— Семья поддерживает меня на земле, а я не должен расстраивать их в воздухе. Моя супруга Евгения — дочь летчика. В этом плане, наверное, мне с этим повезло. Хотя я вижу ее переживания, и иногда из-за этого бывает неудобно. Наверняка, вы спросите про 5 октября. После катапультирования я позвонил жене. Она упала в обморок. Хотя я ничего страшного не сказал: жив, здоров, новости не смотри.

— А вы думаете о бытовых вопросах, когда в воздухе?

— Наверное, у летчиков есть некий автомат. Когда садишься в кабину, то отключаешься от земных проблем. Допустим, что справку надо взять в БТИ. Это само собой происходит. Ты только работаешь. Потом садишься и снова вспоминаешь про эту справку, БТИ (смеется, — прим.ред.).

— А дома обсуждаете рабочие моменты?

— В каждой семье заведено по-своему, но мы с женой делимся эмоциями. Не знаю, правильно ли это. Но, помимо того, что мы муж и жена, мы еще и близкие друзья. Иногда сами поражаемся, что друг другу взахлеб рассказываем о каких-то событиях. Но мне это очень нравится.

— А думаете на работе о рисках?

— Вы знаете, это работа. Ты не думаешь, готов ли рисковать, а просто делаешь.

— Тогда давайте вспомним 5 октября. Это был испытательный полет?

— Это был не испытательный полет, но готовились мы к испытательному, который был запланирован на следующий день. Была проверка техники пилотирования. Важно понимать, что этот полет завершился аварией, а не катастрофой, поэтому какая разница: испытательный ли он или нет? Сначала мы собрались спасать самолет и вернуться на аэродром. По инструкции надо убедиться, что самолет действительно горит. Мы это сделали. В тот момент я знал, что делать, и благодарен Михаилу Кондратенко, который оказался со мной в одном экипаже, что мы не задергались в тот момент. В той ситуации мы друг друга поняли и действовали правильно.

— Так получается, что сначала вы хотели вернуть самолет на аэродром?

— Сначала хотели вернуть, потом пытались ликвидировать пожар, что не увенчалось успехом, а затем увидели населенный пункт и начали отводить самолет. А для этого надо выяснить, куда.

—  Все осознание и действия заняли 4 минуты?

— А это же аксиома. Время там растягивается. Само катапультирование и выход из самолета занимает доли секунды. Но даже это время катапультирования разложилось у нас на этапы.

— А в инструкции прописано, что нужно отвести самолет от населенного пункта? 

— Да, но если есть возможность. У нас ее по большому счету не было. Мы очень долго сидели в горящем самолете — отводили его от населенного пункта. Самолет управлялся, хотя мы могли взорваться в воздухе. Мы нашли место в просеке, начали отворачивать, отвернули. Когда убедились, что больше ничего не можем сделать, катапультировались. Теперь можно сказать, что тогда нам повезло.

— После приземления с вами было все в порядке?

— Да, ничего страшного. Мы оба встали, сняли парашюты и сделали все, что положено. Поговорили, улыбнулись, позвонили женам, родителям, начальникам. А потом Михаил почувствовал, что с ним что-то не так. Оказалось, что он получил травму позвоночника. Но ничего страшного, он по-прежнему летчик-испытатель, но уже в другой фирме. К большому сожалению, он по уважительной причине не смог присутствовать на вручении награды.

— Вы бы рекомендовали мальчишкам быть летчиками?

— Нет. Как я могу это делать? Это их выбор. Если хочет, к этому надо стремиться.

— Высоко ли ценится работа летчика-испытателя?

— Думаю, что не так, как в советское время. Лично я никогда не думал о престиже. В профессию шел по зову сердца. 

Услышать аудио версию интервью можно на нашем сайте.

Елена Трусилина, Дарья Корешкова

Фото Дмитрия Юханова и из личного архива Евгения Крутова