Мы продолжаем публиковать воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Владимира Алексеевича Войцекяна о жизни в Раменском в 1941-1942 гг.

(Начало в газете «Родник» №25 от 6 марта.)

Память о тяжелых военных годах хранят жители нашего города, бывшие в то время еще детьми. Многим из них пришлось идти на производство, испытать всевозможные лишения военного времени.

Жителю Раменского Владимиру Войцекяну в 1941 г. еще не исполнилось и 15-ти. Он помнит, как жил в суровые военные годы наш город.

Я помню, как летом 1941 г. мы с братом Костей нашли немецкую листовку, сброшенную, очевидно, с самолета. На ней было написано: «Большевики собирались напасть на Германию и Румынию. Они хотели захватить румынскую столицу Букурешт (так в листовке). Германия должна была выступить на защиту своей страны и своих союзников. Наша армия успешно наступает по всему фронту. Ворошилов разбит. Тимошенко разбит. Буденный тоже разбит. Бойцы Красной армии! Не слушайте большевистских комиссаров! Переходите на нашу сторону! Мы обещаем вам хорошее обращение!».

Я воспринял этот текст как вранье и хвастовство. Ведь наша армия упорно сопротивляется, и «…лучшие части врага уже разбиты…». Хотя на самом деле в то время, когда мы нашли эту листовку, положение на фронтах было катастрофическим.

16 октября было принято решение об эвакуации. Московские предприятия закрывались, а сотрудников рассчитывали. В городе началась паника и мародерство. В конечном итоге, 19 октября Москва была объявлена на осадном положении, по улицам ходили патрули и расстреливали уличенных в грабежах. Я в эти дни успел съездить в Москву. Меня поразила тишина. Уличные громкоговорители, прежде транслировавшие радиопередачи и музыку, молчали. Редкие прохожие шли молча и сосредоточенно. Над улицей Кирова (теперь — Мясницкая) кружился пепел — жгли документы…

Паника затронула и наш город. Фабрика «Красное знамя» была подготовлена к взрыву, начальство стало понемногу разбегаться. Какой-то чин, живший в соседнем доме, подогнал автобус и стал грузить в него свое барахло. Но как раз в это время стоявшей у магазина очереди за хлебом было объявлено, что хлеба не будет, потому что его не на чем привезти из хлебозавода. Разъяренные женщины кинулись к автобусу, повыбрасывали из него все вещи и заставили шофера ехать на хлебозавод.

А я решил, что буду вредить немцам, если они придут. Для начала я сфотографировал карту СССР, а отпечатки собирался тайно развешивать в виде листовок, чтобы показать, что наша страна непобедима. Многие жители стали избавляться от политической литературы. В нашей школе были уничтожены школьные документы, включая классные журналы и метрики учащихся.

По нашей железной дороге электрички перестали ходить — вагоны были угнаны в эвакуацию. Вместо них начали ходить поезда на паровозной тяге, составленные из трофейных (польских) вагонов.

Несмотря на то, что немцы под Москвой были разгромлены и отброшены от нее, обстановка у нас была далеко не блестящей. Электричество было отключено. Освещались примитивными светильниками — «моргасами». В короткую втулочку, сделанную из жести, вставлялся фитиль, втулочка с фитилем помещались либо в стакан, либо в другую емкость с керосином или машинным маслом. Пламя было небольшое, от движения воздуха оно колебалось (моргало) и могло погаснуть. Отсюда и название «моргас». Света от него было мало — лишь бы не заблудиться в комнате.

Положение с едой тоже было плохое. Многие продавали часть хлебного пайка на рынке и на эти деньги покупали что-либо другое — картошку, крупу и прочее. Всего этого было, конечно, недостаточно, и голод ощущался постоянно. Я думаю, что ничто так не унижает человека, как чувство голода.

Рынок в то время размещался между Раменским и Фабричной, но во время войны он расширился до огромных размеров, и торговля шла уже вдоль железной дороги до пл.42 км. На рынке можно было купить все — продукты, папиросы, махорку, вино, одежду, часы, в общем, люди, которым было нечего есть, продавали последнее имущество, а те, у кого были продукты, могли покупать все, что им нужно. Я помню, как за хороший бостоновый костюм один гражданин отдал мешок картошки, то есть по рыночным ценам — 5000 руб.

В феврале 1942 г. я поступил на работу в электромастерскую фабрики «Красное знамя». Она обслуживала жилой фонд фабрики, а также все предприятия, так или иначе связанные с фабрикой, — хлебозавод, баню, прачечную, столярные мастерские и пр. Мастер с утра распределял задания. Остальные ребята, в том числе и я, выполняли работы по заявкам жителей («свет не горит!»), а также всевозможные монтажные работы.

Обедали мы в фабричной столовой. Рацион состоял, в основном, из жидкого пшеничного супа и 2-3 ложек пшеничной же каши. В общем, голодным сел, голодным встал. Тем более когда во время еды за твоей спиной стоит человек и жалобно просит: «Оста-а-вь супчика-то… Хоть ложечку!… Корочку-то оставь!». Иногда, не выдержав, действительно оставляли, а иногда молча все доедали и уходили. Таких людей называли «доходягами», то есть дошедшими до самой крайности истощения.

Зимой мы ходили через фабричные корпуса — так было теплее. Я вспоминаю, как в первые месяцы 1942 г. цеха были пустые, так как все оборудование фабрики было демонтировано и подготовлено к эвакуации. Детали станков были упакованы в ящики и их только начинали опять распаковывать. Бывало, идешь в тишине по пустынным цехам, и только кое-где слышно позвякивание металла о металл — это где-то вновь собирают станок… Ближе к лету были уже запущены ткацкие цеха в бетонной фабрике (ныне — сгоревшей). А летом уже почти все цеха работали полностью.

Между тем голод давал себя знать. В практику вошли поездки за продуктами в Рязанскую и в другие «хлебные» области. Везли туда все, что можно было обменять на продукты. Но уехать было не просто. Тем, кто работал, никаких отпусков не полагалось — война. Люди ухитрялись, как могли. Самым распространенным было — получить больничный лист. Большинство ездило на крышах, на подножках — кто как пристроится.

Летом 1942 г. было по-прежнему голодно. Как-то мы чинили проводку на «Конном дворе» — конюшне. Она располагалась на теперешней ул.Чугунова, рядом с современной школой №5. В кормушках для лошадей мы обнаружили остатки жмыха, набили им карманы, а потом с жадностью грызли этот малопривлекательный продукт.

Чтобы как-то подработать, ребята мастерили электрические плитки. Для этого бралась половинка кирпича и в ней ножовкой пропиливались пазы, в которые помещалась нагревательная спираль. За такое «изделие» можно было получить килограмм хлеба.

Примерно в августе 1942 г. на фабрике был организован Всевобуч — всеобщее военное обучение. Вел занятия офицер из военкомата — старший лейтенант Силаков. Мы изучали винтовку, противогаз, были еще какие-то предметы — уже не помню. Затем начались строевые занятия с пением песен. Мы ходили стрелять на полигоны из мелкокалиберной винтовки, самозарядной винтовки Токарева, тренировались в метании гранат.

А однажды мы съели собаку. Как-то вечером около трансформаторной будки, в которой производили какие-то работы, мы увидели небольшого песика, довольно-таки упитанного, и забрали его с собой. Когда принесли его в мастерскую, решили: «Сварим из него суп!». Мясо было очень вкусным. Надо сказать, что на фабричном дворе встретить собаку было большой редкостью. Чаще можно было видеть на помойках выброшенные туда собачьи шкуры и головы.

Так прошел 1942 год. Несмотря на голод и холод, настроение у нас после победы под Сталинградом было приподнятое. Все мы ожидали дальнейших военных успехов и надеялись, что скоро мы погоним немцев.

В декабре 1942 г. мне исполнилось 16 лет, и пришло время получать паспорт. Но оказалось, что когда ожидали прихода немцев, все наши метрики, которые хранились в школе, были уничтожены вместе с другими школьными документами. Мне пришлось проходить медицинскую комиссию, которая установила мой подлинный возраст и выдала метрическое удостоверение, по которому я получил своей первый паспорт.

Многие из наших ребят были призваны в армию. На смену им пришли другие. А моя работа на фабрике завершилась в июне 1943 г. До конца войны было еще далеко, впереди была битва на Курской дуге. А я поступил учиться в Московский металлургический техникум на отделение «Производство стали».

Но это уже другая история.

Подготовила Яна ГАРБУЗОВА

Фото из архивов Владимира Войцекяна и РИХМ