В 2007 году меня пригласил мой бывший начальник политотдела  дивизии, полковник  Данилевич и попросил написать воспоминания о том грозном для всего мира периоде, который вошел в историю под названием  Карибский  кризис.

 

Итак, 1962 год. Я служил в то время заместителем командира зенитно-ракетного дивизиона по политической части на военном полигоне Капустин Яр недалеко от Волгограда. Как-то в июле, вернувшись из командировки, я заметил, что в части происходит что-то необычное. Все бегают, о чем-то шепчутся, а я ничего не знаю. Так прошла большая часть лета. Незадолго до этого командиром нашего дивизиона был назначен хороший, грамотный офицер Розенштейн. И вдруг его снимают и переводят на другую должность, а меня назначают пропагандистом политотдела части.

Так получилось, что к моменту моего нового назначения в политотделе полка я оказался один. Таким образом, надо было самому, без всякой подсказки, начать работу на новом месте. Большая часть полка к тому времени уже была отправлена в командировку. Куда, мало, кто знал. В конце августа началась подготовка к отъезду в командировку оставшихся. Начальником эшелона был назначен заместитель командира полка Заиков, заместителем по политической части начальника эшелона был назначен я.

Моя жена обратилась с просьбой к командованию полка разрешить ей убыть в командировку вместе со мной, но ей отказали, объяснив, что из этой командировки муж может не вернуться.

Наступило время отъезда. Уезжали мы поздно ночью с железнодорожной станции Капустин Яр. Последний вечер дома. Дети спят, у жены высокая температура. Я сидел в комнате один и смотрел телевизор. На экране Зара Долуханова исполняла «Ave Maria». Я слушал как завороженный. Надо было спешить, но я не мог уйти, не дослушав до конца. Впоследствии я много раз слышал это гениальное произведение в исполнении других певцов, но так, как Зара Долуханова, на мой взгляд, не исполнял никто. Конечно, я не верил в Бога, но мне показалось, что в эту тяжелую командировку меня провожает какая-то добрая сила, добрый дух.

На станции закончилась погрузка боевой техники, и начали размещать по вагонам личный состав. В каждой теплушке разместились по 50-60 человек. Удобств никаких. Приходилось терпеть до остановок. Дорога до пункта назначения — Феодосии заняла 7 суток.

Наконец-то мы прибыли на место. Расположили нас на территории танкового полка. Здесь предстояло погрузиться на корабль и отправиться на выполнение интернациональной задачи. Не успели мы разместить личный состав в казармы, как прибежал ко мне дежурный офицер и сообщил, что меня вызывает полковник Слухаи. Как мне потом стало известно, полковник Слухаи, был представителем Главного Политического Управления Советской Армии и Военно-морского флота. Я не понимал, что же я такого натворил, что меня приглашает к себе такой большой начальник.

Разговор Слухаи начал с того, что обвинил меня, как старшего политработника эшелона, в плохой работе с офицерским составом. Я объясняю ему, вернее, пытаюсь объяснить, что никто из наших офицеров никаких нездоровых высказывании по поводу командировки себе не позволял. А он мне в ответ говорит, что наш подполковник Прохоров струсил и выражает свое недовольство потому, что ему не сказали, куда командировка, и на какой срок. Я понятия не имел, кто такой подполковник Прохоров. Оказывается, к нашему полку в Феодосии придали еще один дивизион, которым и командовал этот самый Прохоров. Но мне-то об этом еще было неизвестно. Но Слухая это мало волновало. Офицер ваш, вы и виноваты. Он тут же отдает распоряжение, организовать партийное расследование и исключить Прохорова из партии. С тяжелым сердцем я ушел от полковника. Пошел знакомиться с подполковником Прохоровым.

Он мне рассказал, что дивизион все лето находился на стрельбах в лагерях. Не успели приехать домой, как получили команду убыть в командировку. В Феодосии командир дивизиона обратился к Слухаю узнать, куда командируют дивизион. Слухай вместо того, чтобы спокойно объяснить в пределах дозволенного командиру дивизиона обстановку грубо его оборвал. Тогда Прохоров сказал, что он вынужден будет обратиться выше по инстанции. Слухай ответил, что и выше ему никто ничего не скажет. И тут наш подполковник выдал, что если Советское правительство не может разъяснить ему, куда и зачем командируется дивизион, то он обратится в ООН. Слухай немедленно докладывает наверх о трусости командира дивизиона.

А мне ставится задача провести партийное расследование и исключить Прохорова из партии. Это означает, что человека выгонят из армии без пенсии и едва ли на гражданке его возьмут на какую-нибудь приличную должность.

Чувствовал я себя отвратительно. Если я это не сделаю, то Слухай и меня снимет с должности и выгонит из партии. А это для меня было бы катастрофой. Для Слухая же поведение этого офицера была подарком судьбы. А как же, выявил труса и паникера! И кого? Командира боевого подразделения! Значит, не зря он находился здесь и отдыхал на пляжах Феодосии. К сожалению, вот так на костях якобы провинившихся офицеров, строили свою карьеру многие политработники. Вот за подобные действия не любили, а порой и ненавидели политработников в офицерской среде.

Выполняя распоряжение Слухая, я поплелся в расположении этого дивизиона. Скажу честно, я не хотел портить жизнь человеку, а потому отнесся к распоряжению начальства формально, всячески растягивая его выполнение во времени. Я бога молил, чтобы быстрее началась наша погрузка на корабль. На мое счастье, это случилось быстро. Поступил приказ грузиться на корабль «Физик Вавилов» и я уже оказался вне зоны досягаемости товарища Слухая. Правда, он пытался нажать на меня, чтобы я закончил это грязное дело с подполковником Прохоровым, но теперь у меня была формальная причина для отказа. Слухаю возражать было нечем. Много лет спустя, он мне все-таки отомстил за это. Мелко, грязно, по-слухайски. Но это было уже потом.

С погрузкой хлопот было много. Надо было погрузить, закрепить и замаскировать боевую технику. Разместить личный состав из 400 человек. В процессе погрузки надо было следить и за тем, чтобы кто-нибудь из личного состава не сбежал. Слава богу, все прошло хорошо. Погрузка закончилась поздно ночью.

Около часа ночи ответственный за нашу отправку маршал артиллерии Казаков, собрал совещание. На него были приглашены капитан корабля, первый помощник капитана, начальник эшелона, представитель КГБ, и я, заместитель начальника эшелона по политчасти. Маршал Казаков поблагодарил нас за хорошо организованную погрузку.

Обратившись к капитану корабля, маршал сказал, что мы пойдем далеко. Но куда, он не знает. Пакет, с указанием порта назначения нужно было вскрыть после Гибралтара. Корабль должен идти в зоне радиомолчания. Капитану корабля следует вести корабль по курсу, где меньше всего вероятность встречи с другими кораблями. В случае нападения на корабль мы можем для защиты использовать пулеметы и гранатометы, находящиеся на борту корабля. И самым жутким из того, что было сказано, оказалось – «в случае угрозы захвата корабля груз противнику не сдавать». А ведь это мы, 400 человек и были тем самым грузом. Значит, капитан должен был открыть кингстоны и нежно, ласково опустить нас на дно океана на корм акулам. Вот такая задача была поставлена перед капитаном корабля. Далее маршал отдельно нам поставил задачу: исключить возможность ухода с борта корабля лиц срочной службы во время прохода кораблем проливов Босфор и Дарданеллы.

Вернувшись с совещания, мы проинструктировали офицерский состав. Люди были очень уставшие, поэтому вскоре все, кроме дежурных, разошлись отдыхать. Я проснулся утром уже далеко от границ СССР. Сегодня это вполне обычное явление, а в то время, простой смертный и мечтать об этом не смел. Само ощущение, что я нахожусь за границей, порождало во мне бурю каких-то непонятных чувств.

Я быстро нашел общий язык с первым помощником капитана корабля. У него в каюте находилось полное собрание большой Советской энциклопедии выпуска 1954 года.  Конечно, все мы понимали, что идем на Кубу, поэтому я решил посмотреть всю информацию, какую дает энциклопедия об этом острове. Там, действительно, было много интересного. После этого я собрал командиров подразделений и их заместителей по политчасти, подробно изложил им все то, что узнал о Кубе сам, и поставил задачу провести политические занятия с личным составом.

В тех условиях, в которых находился личный состав, проводить какие-либо занятия было очень трудно. Дело в том, что на корабле мы все переоделись в гражданскую одежду. Видимо, поэтому некоторые военнослужащие решили, что теперь нет и военной субординации, а с офицером можно вести себя, как с равным. Этого нельзя было допустить. Организация занятий являлась одной из форм наведения порядка среди личного состава.

Тем временем военно-политическая обстановка в мире все больше обострялась. Участились провокационные действия американской авиации и военно-морского флота против наших гражданских кораблей. Участились полеты американских самолетов вдоль границы Советского Союза. Я регулярно слушал радио и информировал офицерский состав о военно-политической обстановке в мире.

10 сентября мы прошли Гибралтар. Радио Москвы передает постановление Советского Правительства «О приведении Вооруженных Сил СССР в наивысшую боевую готовность». В документе ставились задачи каждому виду Вооруженных сил СССР по подготовке к началу боевых действий. А ведь речь шла о начале термоядерной войны.

В этой до предела накаленной  политической обстановке, мы входим в Атлантический океан в зоне радиомолчания. Атлантический океан — царство американской авиации и военно-морского флота. А у нас на борту 400 солдат и 40 офицеров Советской армии с боевой техникой. Было очень тревожно, но мы старались это внешне не показывать.

Для солдат и сержантов сделали бассейн. Поставили 4 стойки и сверху набросили водонепроницаемый брезент. Это устройство залили водой из океана. Конечно, купанье в бассейне очень благотворно влияло на настроение солдат и сержантов, что немаловажно, когда их 400 человек, а впереди — неизвестность.

19 сентября мы, офицеры, вечером, как обычно, сидели на палубе под навесом и беседовали. Было очень тихо, горело только дежурное освещение. И вдруг, в этой тишине и темноте палуба освещается, и раздается оглушительный грохот. Мы сначала не поняли, в чем дело, а потом увидели. Американский самолет, бесшумно подлетевший к кораблю, внезапно включил двигатели и прожектор. Тропическая ночь, острейшая военно-политическая обстановка в мире, а над головой крутится военный самолет противника. Было, чего испугаться. Часа через полтора самолет улетел, и мы легли спать.

Следующий день, 20 сентября готовил нам еще более неприятные сюрпризы. Вокруг нашего «Физика Вавилова» 13 американских военных кораблей. Капитан связался с Москвой и доложил о тревожной обстановке. Американцы запросили: порт приписки и порт назначения. Капитан ответил. Американцы предложили нам принять вправо, поскольку прямо по курсу они ведут стрельбу по морским мишеням. Москва не разрешила менять курс. Американцы хотели загнать нас на свою военно-морскую базу Гуантанамо. Мы только вперед. У нас 18 узлов. Впереди по курсу нам наперерез какой-то военный кораблик. Я не знаю их классификацию, может, эсминец. У нас корабль водоизмещением 30 000 тонн. Так что, если бы он не свернул, мы бы просто его раздавили. До сих пор вижу его как наяву. Американцы еще часа два нас сопровождали, а потом, пожелав счастливого пути, отстали.

 

 

 

В 12 часов корабль подошел к заливу порта Сантьяго-де-Куба и встал на рейд в ожидании разрешения входа в порт. День был пасмурный. Я с интересом рассматривал вход в залив. С правой стороны залива возвышается крепость Моро. Основа крепости начинается почти с уровня моря. Низ крепости обшит огромными плитами из бетона. Где-то на уровне 50-60-ти метров от низа начинается кладка из крупных камней. Высота крепостной стены, на мой взгляд, где-то 150 метров. Стена завершается бойницами. Позже, когда я служил в Сантьяго-де-Куба, специально пошел на экскурсию в замок Моро. Внутри замка был колодец для питьевой воды. Посмотрел я стрелковое оружие и пушки 18 века. Мне, как будущему историку, было очень интересно вот так, вживую, увидеть средневековую крепость.

Нам разрешили войти в залив. Вход в залив не очень широкий и с обеих сторон прикрыт горными массивами. Корабль медленно подполз к пристани и стал под разгрузку. Порт не имел своих кранов для разгрузки, поэтому корабль разгружался своими кранами. Управление полка, куда мы должны были прибыть, находилось в трех километрах к северо-западу от города Сантьяго-де-Куба.

Я хотел бы отметить самоотверженность и готовность нашего личного состава к выполнению любой задачи. В сложных климатических условиях они работали сутками без отдыха. Надо было довезти до места огромное количество груза, оборудовать жилье, в кратчайшие сроки встать на боевую готовность. И все это наши солдаты и сержанты сделали в очень короткие сроки. К вечеру 20-го сентября я приехал в место расположения управления полка. В целом место было неплохое. Раньше это был скотный двор. Правда, к нашему приходу здесь все было вычищено так, что животными и не пахло. На Кубе не строят такие коровники, как у нас. Для скота на Кубе ставят просто навесы, с крышей из пальмовых листьев, а снизу делают забор высотой 60-70 см. И никаких стен или дверей. Вот под этими навесами расставили раскладушки и разместились солдаты и сержанты. Чуть повыше, на холмике стояла вилла бывшего хозяина скотного двора. Теперь здесь  разместилось управление и командный пункт полка.

Прибыв в управление полка, я познакомился со своим руководителем, начальником политотдела. Это был майор Николай Лазаревич Геворкян. Познакомился я и с коллегами- инструктором по организационно-партийной работе Василием Ивановичем Буряком, помощником по комсомольской работе, начальником клуба. Это и был весь политотдел вместе со мной. Поскольку во время перехода из СССР на Кубу мне было некогда, только здесь я уже начал думать о своих обязанностях более конкретно.

Если коротко, главная моя обязанность заключалась в политическом просвещении всех категорий военнослужащих и вольнонаемных. В Советской армии, для офицерского состава была введена марксистко-ленинская подготовка. Ее программа соответствовала занятиям студентов не гуманитарных ВУЗов. Для солдат и сержантов два раза в неделю проводилась политучеба по 2 часа. Я должен был готовить руководителей марксистко-ленинской подготовки и руководителей политических занятий, инструктировать, как проводить такие занятия. Кроме этих основных обязанностей я работал с партийно-комсомольским активом подразделений, планировал тематику политинформаций, помогал в оформлении Ленинских комнат в подразделениях. Конечно, организовать и проводить все эти формы идеологического воспитания в нормальных условиях большого труда для меня не составило бы. Но как быть здесь, на Кубе? Литературы нет, тетрадей для записи занятий нет. Занятия проводить негде. Офицеры, солдаты и сержанты работают с огромным напряжением, чтобы выполнить приказ встать на боевое дежурство. А я получаю распоряжение Политического управления из Гаваны незамедлительно организовать все формы политической учебы и идеологической работы.

Да, полк это тебе не дивизион. От начальника никакой помощи. Собственно, я ее и не просил.  Работа политработника имеет свои особенности. Главное, что обеспечивает успех, это уменье убеждать. А чтобы уметь убеждать, надо быть намного более подготовленным, чем тот, кого убеждаешь. Поэтому личной профессиональной подготовке я придавал первостепенное значение. В этом отношении мне очень помогало то, что в детстве и в юности я много читал. В основном русскую и зарубежную классику. Учеба в университете тоже помогала мне в практической работе. Я хочу сказать, что пропагандист для того, чтобы нормально работать, должен был иметь довольно приличный и политический и общеобразовательный уровень.

Разобравшись в своих служебных обязанностях, я постепенно налаживал все формы политической учебы в полку. Полк располагался в восточной провинции Кубы. Дивизионы дислоцировались около Гуантанамо, Баиамо и Мансанилио. Еще один дивизион стоял прямо над портом Сантьяго-де-Куба. Таким образом, я имел возможность хорошо ознакомиться с восточной провинции Кубы, так как я регулярно ездил в дивизионы. Из политуправления я получал указания, какую тематику надо проводить на политзанятиях и сколько часов на каждую тему. Где-то, наверно, спустя месяц после того, как мы прибыли на Кубу, вдруг, совершенно неожиданно приезжают два полковника из политуправления группы войск. Главное, приехал мой прямой начальник, полковник Плаксин, начальник отдела пропаганды и агитации. Приехали они после обеда и, конечно, начали с нами беседовать. Я, капитан, без году неделя в должности, и он Плаксин, полковник, довольно высокий начальник по моей должностной линии. Беседовали долго. Оно и понятно, обстановка сложная, и как в этой обстановке ведут себя люди, политуправлению надо было знать. Долго Плаксин со мной говори, и вдруг, черт меня дернул за язык сказать, что у меня завтра семинар. Плаксин тут же высказал желание на нем присутствовать.

А что такое семинар? Я должен собрать руководителей политических занятий и сделать инструктаж, как проводить занятия по данной теме, какие направления отметить, как осветить, какую литературу использовать и т. д. Первое, что я сделал, обратился к командирам подразделении обеспечить явку на семинар руководителей занятий. Это был самый главный вопрос. Дал задание начальнику клуба по подготовке помещения к занятиям. Столов не было, решили на табуретки положить доски. Надо отдать должное командирам подразделений, они с пониманием отнеслись к моей просьбе и обеспечили 100% явку. Но это еще не все. Надо было и мне самому подготовиться к докладу. Так как, проверяющие допоздна держали нас, то готовиться мне пришлось до трех часов ночи. Тема доклада: «КПСС — руководящая и направляющая сила общества». Тема спущена с политуправления. На ее освещение на политзанятиях отводилось 2 часа.

И вот 8 часов утра. Все собрались. Я докладываю Плаксину и прошу разрешения начать занятие. Не знаю, откуда взялось вдохновение. Я говорил больше часа. Убеждал, что КПСС, действительно, является руководящей и направляющей силой нашего общества. Плаксин слушал. Ни разу не вмешивался в мой доклад. Семинар закончился. Я молча смотрю на Плаксина и жду разбора  полетов. Единственное замечание, которое он сделал: почему на раскрытие темы руководителям я дал только 2 часа? Я ответил, что такое расписание дано политуправлением. Плаксин мне сказал, что на данный мною объем доклада офицерам надо было выделить 4 часа. Эта была полная победа. Находясь в должности всего 2 месяца, получить такую высокую оценку моего инструктивного доклада от такого высокого начальника. Для меня она значила очень много.

Я уже отмечал, что военно-политическая обстановка вокруг Кубы накалялась каждый день. В этих условиях доведение ее до личного состава являлась важнейшей задачей. Надо было не просто информировать людей о политических событиях, а дать их глубокий и всесторонний анализ. Определенную информацию  об обстановке давал информационный листок, выпускаемый Политуправлением. Но эта информация была недостаточна. Скоро к нам из Москвы один раз в неделю стала поступать пресса. Я, что называется, штудировал эту прессу и ездил в дивизионы, чтобы довести до личного состава международную обстановку, обстановку на Кубе и в Союзе. Я не хочу хвастаться, но скажу, что личный состав дивизионов всегда ждал моего приезда и с большим интересом слушал мои лекции. Наверное, потому, что при отсутствии в дивизионах газет-журналов, я был человеком, который мог более или менее объяснить складывающую международную обстановку.

Москва прослушивалась очень плохо. Для того, чтобы подразделения управления слушали последние известия из Москвы, я сделал следующее. Мы с начальником солдатского клуба прослушивали и записывали их на магнитофон. Далее я редактировал запись и мы вновь записывали их на магнитофон. А утром в 6 часов мы включали гимн  Советского Союза и потом записанные нами последние известия. Казалось бы ничего особенного. Подумаешь, передача последних известий. Но в тех экстремальных условиях, в которых находились мы все,  это создавало обстановку уверенности и спокойствия.

Но все-таки больше я любил работать в подразделениях. Офицеры, солдаты, сержанты несли боевое дежурство. Выполняли основную задачу, прикрывали воздушное пространство Кубы. Может, потому, что в недавнем прошлом я сам был замполитом дивизиона, меня так тянуло к ним. Я понимал, как тяжело заместителям командиров дивизионов по политической части в этих условиях поддерживать высокий боевой дух у личного состава. Поэтому я всегда старался им помогать.

Обстановка была очень сложной. Управление полка, наши дивизионы, находились на расстоянии 70-100 км от военно-морской базы Америки Гуантанамо. В октябре 1962 года в Гуантанамо находились 100 000 американских морских пехотинцев. Живая сила нашего полка это примерно 800 человек и, конечно, далеко не все из них морские пехотинцы .Что касается вооруженных сил Кубы, то они в общей сложности составляли всего 40 000 человек. Так, что начнись боевые действия, нас смяли бы в один миг.

Офицерам было выдано табельное оружие, которое мы носили круглосуточно. Ходили мы в гражданских брюках и рубашках. Но нас так одели, что за километр можно было понять, что идет «советико компанеро.» Брюки шерстяные, тяжелые. Туфли на толстой резиновой подошве. Рубашки клетчатые в шахматную клетку. Вот в чем мы щеголяли в тропиках. Я потом купил себе несколько легких кубинских брюк и рубашек.

Безусловно, переброска такого большого количества людей из Советского Союза на Кубу не могла пройти незамеченной для американской разведки.  Не очень мы были похожи на сельхозрабочих, и наша техника не напоминала комбайны по уборке сахарного тростника. Докладам разведки о том, что на Кубу доставлены ракеты среднего радиуса действия Кеннеди, Президент США не верил. Но когда перед ним положили фотоснимки наших ракет, тут уже ему все стало ясно.

В ночь на 19 октября, я находился во втором дивизионе в Баямо. В 9 вечера, из управления полка поступила телефонограмма. В ней говорилось, что в районе дивизиона высадилась группа контрреволюционеров. Командиру дивизиона предписывалось организовать наземную оборону боевой позиции и привести технику в боевую готовность. Мне было приказано утром вернуться в управлении полка. Командир дивизиона с боевым расчетом привел технику в боевую готовность, а мы с замполитом занялись организацией наземной обороны дивизиона. Ночь выдалась очень темной, безлунной. А вокруг огневой позиции густая высокая трава и сахарный тростник. Мы расставили часовых вокруг огневой позиции, проинструктировали их, как и что делать в случае нападения.

Опасность была и в том, что часовые, а это дети 18-19-ти лет, находясь под таким сильным напряжением, со страху могли друг друга перестрелять в темноте. Утром за мной пришла машина, и я уехал в полк. Так как, я хорошо знал нашу боевую технику, командир полка назначил меня оперативным дежурным на командный пункт полка. КП полка оборудован планшетом, где отображается воздушная обстановка по данным радиолокационной станции, и в случае появления атакующей воздушной цели принимается решение на ее уничтожение. Американская авиация налетала на Кубу со всех сторон, но в зону огня зенитно-ракетных дивизионов залетать остерегалась. В то же время у нас не было разрешения на открытие огня.

Вокруг Кубы сосредоточились 180 американских военных кораблей. С учетом боевых возможностей американской военно-морской базы Гуантанамо, находящейся на расстоянии 70 км от нас, превосходство американских наступательных сил было неизмеримо больше наших оборонительных возможностей. Безусловно, что в случае начала боевых действии, Куба была бы уничтожена. Но вместе с Кубой исчезли бы миллионы людей. Эта была бы последняя война на земном шаре. Президент США Джон Кеннеди прекрасно понимал эту опасность в отличие от военных, которые буквально требовали от президента нанести удар по Кубе. Дело в том, что именно 19 октября перед Кеннеди положили фотографии наших ракет среднего радиуса действия, установленных на Кубе «агрономами» из СССР. Кеннеди пригласил нашего посла и потребовал, чтобы ему объяснили, что на фотографиях: ракеты или комбайны. Послу нашему крыть было нечем. Кеннеди объявил блокаду. Все корабли, которые шли на Кубу, должны были подвергнуться досмотру. Военно-политическая обстановка в мире накалилась до предела.

Вокруг городка, где мы размещались, был оборудован забор из колючей проволоки в 2 ряда. Периметр городка был выложен осветительными ракетами. Если кто-нибудь вздумал бы проникнуть к нам через забор, он обязательно наступил бы на ракету, ракета осветила бы территорию. Офицеры личное оружие — пистолеты носили в карманах. Каждую ночь ожидали нападения контрреволюционеров. И вот ночь. Легли спать. Вдруг сигнал — ТРЕВОГА. Вскакиваем, бежим в окопы, занимаем круговую оборону. Поступает сигнал отбой тревоге. Что случилось? А ничего, свинья, черт бы ее пробрал, пробежала по периметру. А они там бегали стадами, практически, каждую ночь. Такие поджарые, как гончие собаки. Так, что бывало, по несколько раз за ночь вскакивали с пистолетом в руках и в окоп. А если вдруг ночью прижимало в туалет, а туалет надо искать в кустах? Пистолет вперед, а сам на полусогнутых, чтобы быть готовым к неожиданной встрече, в кусты. Как говорят, и смешно и грешно.

Американские самолеты начали летать над нами бесцеремонно. 26 октября с КП дивизии получили команду уничтожать воздушные цели, если они войдут в зону огня наших дивизионов. Через какое то время, в зону огня нашего дивизиона расположенного в Мансанилио вошел самолет. Дивизион подготовился к пуску ракеты, но самолет успел уйти из зоны огня. Такая же история повторилась в огневых зонах других наших дивизионов. Когда он полетел восточнее, то попал в зону огня наших соседей и они его сбили практически по целеуказаниям наших РЛС. Соседи наши сбили У-2, разведчик. Пилот погиб. После этого американскую авиацию над Кубой как ветром сдуло. Небо над Кубой чистое, ни одного американского самолета.

Ну, а мы думали, что же дальше? Война? В этом случае вряд ли на Кубе осталось бы что-нибудь живое, да и острова как такового не осталось бы. Можно представить себе, как мы ждали реакцию Америки на факт уничтожения их самолета нашей ракетой. Мы ждали массированного налета и бомбардировки Кубы американской авиацией. Человечество никогда не подходило так близко к той черте, после которой началась бы всемирная катастрофа, как в дни  Карибского кризиса.

Президенту Америки с трудом удавалось сдерживать сторонников нанесения бомбовых ударов по Кубе. Американская военщина требовала от президента начать боевые действия. Политбюро заседало круглосуточно и искало выход из создавшегося положения. Судьба мира, человечества, висела в буквальном смысле на волоске. Хрущев все-таки осознав,  что дальнейшее промедление с принятием решения о выводе Советских войск из Кубы грозит мировой катастрофой, выступил по радио и объявил о согласии Советского Правительства вывезти с Кубы наступательные средства, взамен на обещание Америки не применять военную силу против Кубы, и вывоз ракет, нацеленных на СССР из Турции. Советское Правительство дало согласие Америке контролировать вывоз наших ракет из Кубы воздушной разведкой. Сейчас, много лет спустя, уже можно всестороннее проанализировать  сложную военно-политическую обстановку 1962 года. На мой взгляд, Кеннеди, президент США стал человеком, который спас мир от страшной катастрофы. И первую очередь этому великому человеку мы  должны быть вечно благодарны. Для окончательного урегулирования кризисной ситуации в Америку был направлен Председатель Верховного Совета СССР Анастас  Иванович Микоян. Надо сказать, что Хрущев, решая проблему ракет с США, не спрашивал при этом мнение кубинского руководства. Произошло заметное охлаждение в советско-кубинских отношениях. В январе 1963 года Фидель Кастро был приглашен в СССР, но Фидель отказался от приглашении, сославшись на начало сафри (уборку сахарного тростника). Но в мае от повторного приглашения Советского Правительства он уже не мог отказаться. Состоялось примирение между Хрущевым и Фиделем. Фидель вернулся на Кубу очень довольным.

Ну, а мы пока что вернемся к ноябрю 1962. Микоян продолжает свою нелегкую работу по мирному урегулированию Карибского кризиса и мечется между Вашингтоном и Гаваной. 3 ноября Микояна постигло большое горе. У него умерла жена, но он не имеет права лететь на её похороны. 22 ноября Микоян в Гаване выступает перед командирами и начальниками политорганов воинских частей, находящихся на Кубе. 23-го ноября Микоян прилетает в Сантьяго-де-Куба.

23-го ноября около в час дня прибегает в мою палатку посыльный и говорит, что Зайков, заместитель командира части просит меня в штаб. Я пошел узнать, что случилось. Оказывается, позвонили из нашего консульства и попросили подъехать к ним командира части и начальника политотдела. А они у нас из Гаваны еще не вернулись. Так, что надо было ехать мне и Зайкову.

Консульство находилось в элитарной части Сантьяго-де-Куба. Этот район города называется Мандулей. Очень много зеленных насаждений, и очень все красиво и уютно. В консульстве нас пересадили в другую машину, конечно, в американскую и повезли в сторону морского порта. Сотрудник консульства заговорил со мной по-испански. Я ответил ему тоже по-испански. А потом по-русски спросил, почему он говорит на испански. Теперь уже он удивился, что я с ним разговариваю на русском языке. Я объяснил ему, что я офицер и он потом долго хохотал, что  принял меня за кубинца. Вообще-то мне многие кубинцы говорили   «усте игуал кувано». Вы похожи на кубинца.

Приехали на берег залива, а там вилла умопомрачительной красоты, вся в цветах и зелени. Нас провели во внутренний сад. Надо было обладать даром поэта или писателя, чтобы описать красоту этого садика. Но поскольку таким даром я не обладаю, то и не берусь описать эту красоту.

К нашему приходу там уже прогуливались несколько человек. Мы представились, познакомились. Там был Дмитрий Язов, будущий министр обороны и ГКЧПист. Были     Роман Кармен, Тимур Гайдар, телохранители Микояна и еще несколько офицеров из гарнизона провинции Оръенте. Только здесь мы узнали, что нас пригласили на встречу с Анастасом Микояном. Вскоре появился и он сам. Рядом с ним стоял министр обороны Кубы Рауль Кастро. Все начали по очереди подходить и представляться Микояну. Подошла и моя очередь. Я смотрел на Микояна. Небольшого  роста, сухонький, в светлой рубашке с короткими рукавами. Ну, совсем никакой солидности. А ведь член Политбюро. Обычно люди, вспоминая встречи с руководителями страны  такого ранга, говорят, что при этом они очень волновались. Я не знаю почему, но  никакого волнения я не ощущал. Может, потому, что Микоян держал себя очень просто, как равный нам.

Я думал, как мне представиться? Ведь Микоян понятия не имеет, кто такой пропагандист. Я представился, как политработник. Он так внимательно посмотрел на меня и спросил, не украинец ли я. Ну, какой же я украинец? Вся моя физиономия  кричала, что я лицо кавказской национальности. Микоян, конечно, угадал кавказский акцент и предположил, что возможно я армянин. Я ответил, что осетин. Тогда он пошутил, что осетины оккупировали Кубу. Я спросил почему он так думает. Он ответил, потому, что на Кубе командующий осетин и политработник тоже осетин. Все мило заулыбались этой шутке. Переводчик практически синхронно переводил наш с Микояном разговор для Рауля Кастро и кубинских военных. Рауль Кастро спросил Микояна, кто такие осетины. Микоян ответил, что осетины небольшой, горный, народ, очень свободолюбивый.  После такого объяснения Рауль Кастро с чувством пожал мне руку.

 

Все, кому следовало, представились Микояну, и мы перешли в садик. Официантки начали разносить аперитив. Микоян сел в кресло, и мы обступили его со всех сторон. Нас интересовала наша дальнейшая судьба. Кризис прошел, чем мы дальше должны заниматься? Было похоже на то, что и Микоян и сам не ясно представлял, сколько мы еще будем на Кубе и чем будем заниматься. Через некоторое время нас пригласили к столу. Стол, конечно, был шикарный. В середине стола лежала какая-то большая рыба. У каждого из нас справой стороны лежало по 8 тарелок, стояла бутылка  водки и несколько разных рюмок. Позади кажого из нас стоял официант, который накладывал очередное блюдо на чистую тарелку, а грязную тарелку убирал. Я прекрасно понимал, что я первый и, наверно, последний раз нахожусь за таким высоким столом. К сожалению, я не мог полностью расслабиться, ибо со мной рядом сидел заслуженный алкаш нашей части, заместитель  командира части Зайков. Будучи под мухой, он вел себя довольно безобразно. Поэтому я и себя ограничивал в употреблении спиртного и его удерживал. Слава Богу, обошлось.

Первый тост произнес Рауль Кастро. Он сказал, что хотел встречу с товарищем Микояном провести  более весело и непринужден, но учитывая  горе которое постигло тов. Микояна, встреча будет простой и скромной. Действительно за столом шел простой будничный разговор, без громких фраз и лозунгов. Микоян, ссылаясь на Ленина, говорил о том, что в политике надо уметь и отступать для того, чтобы собравшись с силами лучше наступать. Тут явно был брошен камень в огород Фиделя Кастро. Слишком бурно реагировал он на согласие Советского правительства вывезти ракеты из Кубы… Говорили о дружбе, о социализме. Микоян вспомнил, что его родственник Туманян воевал в Испании 1937 году. Я беседовал с Романом Карменом о его фильме «Пылающий остров».

Фильм об освободительном движении на Кубе с 1953 по 1959 годы. Во время обеда произошел небольшой казус, Тимур Гайдар подавился рыбной костью. Его отвезли в госпиталь, и довольно скоро он вернулся обратно. Через какое-то время ушли Микоян и Рауль Кастро. Мы еще побыли немного. Мой алкаш все время тянулся к водке. Я его сгреб и потащил к нашей машине.

Вечером из Гаваны приехали командир и начальник политотдела. Я им доложил о встрече с Микояном. Начальника моего чуть кондрашка не хватила, когда узнал, что Микоян был здесь, а он не смог встретиться со своим великим земляком.

Военно-политическая обстановка несколько успокоилось, и перед нами сразу встал вопрос, чем должны заниматься войска дальше. Основную задачу мы выполнили. Мы защитили Кубу. Что дальше? Неясность нашего положения угнетала довольно сильно.

Американская  авиация летала над Кубой в любое время дня и ночи. Согласно договоренности между СССР и США они контролировали вывоз ракет из Кубы, и мы не имели право сбивать их. У офицерского состава возникал абсолютно законный вопрос. Если нет задачи по защите воздушных рубежей Кубы, что же тогда мы здесь делаем? От семей мы  не имеем никаких  вестей. Мы не можем и не имеем право сообщить, где мы и, что с нами. В подразделениях начинается брожение. А наиболее  ярко это брожение среди личного состава выражается, как правило, в пьянстве. А на Кубе спиртное можно найти в любое время и в неограниченном количестве. Вот мы и направились покупать спиртное не куда-нибудь, а в аптеку. Спрашивается, почему в аптеку. Все очень просто, бутылка, медицинского спирта покупалась за 1,5 песо. Это около 1,5 рубля. Мы, младшие офицеры получали 100 песо. В бутылке 750 грамм спирта. Кубинцы не могли представить, что спирт можно пить. Мы так усердно начали уничтожать спирт, что через полгода в аптеках появилось объявление на русском языке  «спирта в продаже нет»». Дешевый спирт сыграл с нами злую шутку. 4 солдата из дивизиона, расположенного в Мансанилио, попросили местного жителя принести им «алкоол пуро», то есть спирт. Он им принес этот «алкоол пуро», но, видимо, не медицинский. В результате, получили 4 трупа. Так что, всякое бывало.

 

Надо было чем-то отвлекать людей от пьянства. Каждый вечер мы организовывали просмотр кинофильмов. Но те фильмы, что мы прихватили из Союза, мы просмотрели, и встал вопрос, где же найти новые? Эту задачу решил я. Дело в том, что в порт Сантьяго-де-Куба постоянно прибывали наши корабли. А на кораблях как всегда было большое количество фильмов для экипажа корабля. Вот с ними я и наладил взаимовыгодный обмен. Конечно, при этом я брал бутылку местного рома «Баккарди» (для более успешных переговоров).

Под праздник 7 ноября я попросил капитана корабля послать моей жене поздравительную телеграмму, как будто я член экипажа корабля. В ней я по условленному коду сообщил, где мы находимся.

Жизнь постепенно входила в нормальное русло. С середины декабря, если мне память не изменяет, начались регулярные авиационные рейсы специально для нашей группы войск. Нам разрешили писать письма домой, по обратному адресу Москва-400. Начала регулярно поступать периодическая пресса. Это во многом облегчило мою работу. Мои выступления перед офицерским составом, перед солдатами и сержантами стали более содержательными и интересными.

В начале декабря, нас пропагандистов, собрали в Гаване на семинар. Перед нами выступали работники Главного управления Советской армии и Военно-морского флота, журналисты и ряд других руководителей. Помню, выступал Генрих Боровик. Язычок у него довольно острый, слушали с интересом. Больше всех мне запомнилось выступление полковника Черепанова из Главпура. Он поведал нам, как в Главпуре переживали за нас. Все беспокоились, доберемся ли мы до пункта назначения, и сутками не отрывались от приемников, чтобы знать, как обстоят дела. Полковник Черепанов сообщил нам, что Генштаб не был уверен, что мы все доберемся до Кубы. Планировалось, что порядка 25%. из общего числа направленного личного состава на Кубу может оказаться на дне Атлантического океана. А то, что мы все дошли до пункта назначения, это полковника Черепанова очень радовало. Тогда я как-то не придал особого значения этому «откровению». Наоборот, я даже мысленно похвалил Генштаб, что так здорово  там предусмотрели и возможные потери. Только много позже до меня дошло, что это же меня   Генштаб планировал отправить на корм акулам в Атлантический океан. Мне вспомнились зловещее напутствие маршала Казакова капитану корабля «в случае угрозы захвата противником корабля, груз противнику не сдавать». А груз это мы 480 солдат, сержантов и офицеров. Открыть кингстоны, экипаж на спасательные лодочки, а нас, груз на дно океана. Вот так смело Генштаб планировал смерть тысяч людей. Ну, как в каком-нибудь колхозе планировали забить такое то количество скота. Скажем, на продажу. А чему тут удивляться?

А когда Россия, Советский Союз считались с жизнью солдат, сержантов, офицеров? Давайте, посмотрим историю. Зачем Российские императоры посылали миллионы русских солдат для защиты интересов Австрии, Пруссии. И прочих стран? Сколько миллионов российских солдат полегли на Балканах, на Кавказе и в других странах? А сколько миллионов людей погибло и в первой, и во второй мировых воинах , благодаря тупости и бездарности наших маршалов и генералов? Страшно вспоминать Великую Отечественную войну. Особенно первый период войны. Яркий показатель бездарности и тупости наших «полководцев» это Чечня. Когда говорят о массовом героизме, проявленном нашими людьми, у меня всегда возникает вопрос: а из-за чьей массовой тупости они были вынуждены проявить массовый героизм? К сожалению, у нас не принято отвечать на такой вопрос.

Ну, а раз мы остались живыми продолжим рассказ о Кубе. То, что я служил пропагандистом политотдела полка давало мне возможность изучить, что из себя представляла Куба, на момент нашего пребывания там. Я читал всю доступную мне литературу о Кубе. Ее история очень интересна. Кубинский народ вел очень упорную борьбу против рабства. Куба была первым государством в Латинской Америке, где оно было отменено. Читал много я про Хосе Марти, который является национальным героем для кубинцев. Перед каждой школой на Кубе стоит памятник Хосе Марти. В центре Гавани, где проходят митинги тоже огромный памятник Хосе Марти. Примерно, так как мы свое время ставили памятники Ленину. Я много читал и о революционной деятельности Фиделя Кастро. Есть такая книга «Зеленая ящерица». Куба действительно похожа на зеленную ящерицу. Книга очень интересно рассказывает о том, как 26 июля 1953 года Фидель Кастро и его друзья напали на казармы Монкадо в городе Сантьяго-де-Куба с целью поднять восстание против режима Батисты, тогдашнего диктатора Кубы. Попытка не удалась. Вскоре Фидель был арестован и сослан на остров Пинос. Под давлением общественного мнения через 2 года его освободили, и он перебрался в Мексику для более основательной подготовки борьбы против режима Батисты. 1-го января 1959 года революция во главе с Фиделем Кастро победила.

Находясь на Кубе я был свидетелем очень многих интересных событий, которые происходили в политической жизни этого замечательного острова, но к сожалению, слишком поздно я обратился к этому событию, когда судьба всего человечества висела на волоске, когда мы слишком близко находились у края пропасти. Было желание вести дневник. Сейчас дневник тех дней оказал мне неоценимую помощь. Но я очень хорошо знал, в какой политической системе я живу. Все мои записи шерстили тайком от меня неоднократно. Конечно, я был пропагандистом, и соответствующие органы плотно меня контролировали. Многое забылось, но кое-что еще помнится.

Мне ездить приходилось по дивизионам полка по всей восточной провинции  Кубы. Поэтому я имел возможность посмотреть, как живут кубинцы. Я видел домики из пальмовых веток. В домиках не было никакой мебели, вместо посуды консервные банки. Дети в каких то обносках. Видел мальчика лет 12 совершенно голого. Конечно, Фидель хотел быстро поднять экономику страны, улучшить жизнь людей, но одно дело хотеть и совершенно другое — этого добиться. До революции большую часть доходов кубинцев составлял доход от туризма, а революция свела туризм на нет. В подъеме экономики страны большую помощь оказывал Советский Союз. С помощью СССР строилось много объектов необходимых для развития страны, но безработица оставалась. Поэтому проституция хотя официально была запрещена, но полулегально продолжала существовать. Многие кубинцы, проживающие в восточной провинции, работали на военно-морской базе Гуантанамо. Для нас это вообще было непостижимо. Как можно было работать на военно-морской базе потенциального противника. Безработица, вот и весь ответ.

Тем не менее, кубинцы народ оптимистичный и жизнелюбивый. Как все жители  Латинской Америки они очень любят фестивали. Фестивали есть общекубинские и местные. Каждый день в каком-нибудь населенном пункте проводится фестиваль. Мне удалось побывать на фестивале 26-го июля в Сантьяго-де-Куба. Зрелище неописуемо красивое. Фестиваль, как правило, начинается около 8 вечера. В это время на Кубе уже темно и прохладно. Фестиваль длится до 4-5 утра. Весь народ на улице. По центральной улице города шествуют большие грузовые машины с откинутыми бортами. Машины разукрашены очень красиво. В середине кузова небольшие подставки, на которых грациозно стоят кубинские красавицы. За машинами — большая группа женщин и мужчин, как индийцы, аборигены. На всех площадках, в парках играют оркестры. Исполняются кубинские, латиноамериканские танцевальные мелодии. Они очень красивые и ритмичные. Везде жарится мясо поросят, пирожки. Предлагают холодное пиво. Нет пьяных. Нет конфликтных ситуаций. Нет никакой пошлости, хулиганства. Я как-то сравнил: как они отмечают праздники и как мы. Колоссальная разница. Наша главная задача на праздниках поесть до отвала и напиться до потери сознания. Иначе праздник не праздник. Честно говоря, я позавидовал кубинцам, что они умеют так красиво отмечать свои праздники. За целый год, проведенный на Кубе, я не видел ни одного пьяного кубинца. К великому сожалению, не могу сказать этого о представителях «развитого социализма».  Лично А.И. Микояну пришлось разбираться в тяжелом трагическом случае, когда наш вдребезги пьяный капитан на машине задавил насмерть беременную жену начальника генштаба кубинской армии. Как говорят, прыгать дальше некуда. Наш старший лейтенант  врывается на собрание офицеров кубинской дивизии, конечно пьяный, наносит оскорбление командиру дивизии и при этом орет: «Мы вас кормим, мы вас защищаем». Очень неприятно признаваться в этом, но во многом мы кубинцам показывали очень плохой пример.

Наконец-то для нас кончился период неясности нашего пребывания на Кубу. Нам была поставлена  задача обучить личный состав кубинской армии обращению с нашей техникой,  и впоследствии передать её кубинской армии.

Кубинская армия, как и все другие государственные органы, находилась  в зачаточном состоянии. В наши дивизионы начали приходить кубинские солдаты. Конечно, мы, офицеры дивизионов и полка не очень верили, что кубинские солдаты с их уровнем общеобразовательной подготовки могут освоить нашу боевую технику. Но приказ есть приказ, и мы начали их обучать.

Конечно армия Кубы мало соответствовала  нашему пониманию о армии. Казарм для всего личного состава не хватало, и 30% военнослужащих спали в гамаках. Я как-то побывал в казарме кубинцев. Никакого воинского порядка. В помещении грязно, койки разнокалиберные, постель убогая и не убрана, на тумбочках амбарные замки, одним словом не казарма, а ночлежка для бомжей. У солдат, которых к нам  направляли на обучение, не было кроватей, пайков, предметов личной гигиены. Все эти вопросы приходилось решать нашим командирам дивизионов, и вскоре они взвыли, особенно по вопросу кормежки.

По нормам довольствия в кубинской армии солдат кормили очень  бедно.  Получали  они очень  низкую зарплату, и в пределах этой низкой зарплаты мы должны были их кормить. Конечно, такой уровень  питания солдат для нас не был нормальным, и практически приходилось ставить их на наше довольствие. Я уже не знаю, как продовольственная служба полка выкручивалась, чтобы  справиться с такой задачей. У кубинцев было заведено, что солдата срочной службы через каждые 4 суток надо отпускать в увольнение на сутки. Кубинцы считают, что мужчина, как правило, через 3 суток должен удовлетворять свои мужские потребности. Ну, конечно здесь мы были согласны на все 100%,  но, увы таких возможностей у нас не было. Жены наши находились за 10 000 км, а ходить к проституткам нам не позволяло воспитание  и опасность  нарваться на провокацию. Правда, некоторые все-таки умудрялись «гульнуть». Тем более, что такая возможность была широко представлена. Напротив морского порта находился целый квартал, где проживали женщины, занимающие древнейшей профессией. Все это «удовольствие» стоило 3 песо. Гуляй, не хочу. Правда, меня тоже подбивали на такой «подвиг», но мое «облико моралес» секретаря первичной партийной  организации управления полка не позволило сделать подобный шаг. Ну и, конечно, возможность всяких не приятных последствий.

Пока обстановка была крайне обостренной, все было в порядке с точки зрения воинской дисциплины среди личного состава. С ослаблением кризисной ситуации между СССР и США вопросы соблюдения воинской дисциплины встали со всей остротой. Особенно среди офицерского состава. В какой-то степени офицерский состав можно было  понять. Оторванность от жен, детей, длительное нахождение в непривычном и в напряженном состоянии, отсутствие конкретной боевой задачи и неясное будущее, постоянное чувство опасности, что на нас могут в любое время напасть  контрреволюционеры, создавали не очень здоровый морально-психологический климат. Что делает наш человек когда у нее нет конкретной задачи, а деньги есть? Все правильно, пьет. А деньги были. Младшие офицеры получали 100 песо, старшие — 150 песо. Спиртного же на Кубе навалом, включая медицинский спирт по 2 песо за литр.

В нашей части, полагаю, что и во всех частях расположенных на Кубе, сложилась интересная ситуация. Дисциплинарное взыскание командиров потеряло силу. Гауптвахты нет, в Союз офицера не вышлешь. Что делать с провинившимся   офицером? Как держать  дисциплину среди офицеров? А они начали пить, шляться по злачным местам Сантьяго-де-Куба. И вот здесь на первый план выступает карающая десница первичной партийной организации. Надо сказать, в этих условиях именно она  явились для   командиров опорой по наведению дисциплины среди офицерского состава. Офицер основательно опасался партийного  взыскания, да еще с занесением в личное дело. Такое взыскание являлось серьезным препятствием для дальнейшего продвижения по службе или получения очередного воинского звания. И мне, как  секретарю парторганизации, нередко  приходилось приглашать отдельных товарищей, слишком уважающих «Баккарди», и вести с ним «дущещипательние» беседы. Понимая в каком нервном состоянии находились мы все, я старался до взыскания дело не доводить. А случаи были всякие.

Однажды поздно вечером оперативный дежурный вызывает  меня на командный пункт. Майор Синько вдребезги пьяный с пистолетом в руке орет, кричит, что он хочет застрелить командира полка. Оперативный дежурный, его помощник уговаривают его положить пистолет и успокоиться. Он еще больше орет. Главное — в руке пистолет заряженный. Как его отобрать? Подойти к нему опасно. Оперативный дежурный не стал докладывать начальнику политотдела, так как для майора это дело кончилось бы плохо. Он попросил меня как секретаря  парторганизации повлиять на коммуниста Синько. Что было делать, я не знал. На уговоры положить пистолет, он не соглашался и продолжал кричать, что застрелит командира полка. Тогда я решил пойти прямо на него и отобрать оружие. Конечно, я боялся, но предполагал, что он не посмеет выстрелить в меня. Я его руку с пистолетом отвел в сторону и отобрал оружие. Только после этого у меня появилось какое-то нервное дрожание во всем теле, и я долгое время не мог успокоиться. Начальству мы не стали докладывать об этом случае, ибо начальник политотдела приказал бы мне вызвать его на партбюро и исключить из партии. А это грозило офицеру досрочным увольнением в запас без пенсии.

А причины такого нервного срыва были понятны. Выбросили людей за 10 000 км от родного дома, и никто толком не может сказать, когда это испытание нервов кончиться. Да и климатические условия на Кубе резко отличаются от российских. На Кубе только два времени года — зима и лето. Зима отличается от лета тем, что зимой нет дождей, а летом дожди. Зима такая же жаркая, как лето. Я здесь увидел, что такое тропический дождь. Это не поддается описанию. Дождевые тучи висят над головой. И потом это не дождь. Это река льется с небес. А гром какой! Как будто сотни пушек стреляют одновременно. Климат очень влажный. Для нас, жителей средней континентальной полосы переносить такой климат было тяжеловато. Чтобы  облегчить морально-психологическое состояние,  начали к нам присылать известных в стране людей. Приезжали к нам Юрий Власов, чемпион мира по поднятию штанги в тяжелом весе, космонавт Попович, маршал Советского Союза Николай Иванович Крылов и другие. Но самым памятным для меня остается посещение нашего полка  артистами киевского Большего театра — Юрия Гуляева, Ларисы Руденко, Огневой, трио бандуристок и еще несколько других певцов. Моя память не сохранила  фамилии  всех.  Выступив перед нами, они немножко отдохнули и поехали в  Сантьяго-де-Куба. Концерт они давали в самом большом кинотеатре города «Орьенте». Естественно, что нас они тоже пригласили. Я не мог упустить такую возможность, послушать певцов киевского Большого театра, и поехал на концерт. Зал был заполнен до отказа. Кубинцы, находясь на любом представлении или в кино, курят. Но здесь никто не курил. Их попросили, и они не курили. Успех наших певцов и артистов был  головокружительным. Зал аплодировал, стоя, когда Гуляев на испанском языке спел «Берегите мир». После концерта мы повезли артистов к себе в часть и устроили товарищеский ужин, конечно, с «Баккарди».  Мне очень понравились Лариса Руденко, трио бандуристок, а от Гуляева я просто был без ума. Он был не только несравненным певцом, но и человеком очень простым, душевным и обаятельным.

А жизнь продолжалась. Несколько раз я ездил в Гавану по служебным делам. В свободное время ходил по улицам Гаваны.  Прекрасный город. Архитектура бесподобная. От некоторых зданий глаз невозможно оторвать. Ходил в зоопарк. Меня поразила неподвижность крокодилов. Лежат они на берегу озера не шевелятся. Был в центре Гаваны. Там большая площадь, где обычно перед кубинцами выступал Фидель Кастро. Время моего пребывания в Гаване совпало со временем проведения партийного актива группы войск на Кубе. Я тоже участвовал в работе этого актива. С докладом выступал Начальник Главного Политического управления Советской армии и Военно-морского флота генерал армии А.А. Епишев. Он говорил об успехах социалистического  лагеря и о том, как партия и правительство заботиться о Вооруженных силах  вообще, и частности о нас, находящихся на Кубе. Выступающие очень резко критиковали снабженческие организации Советской армии. Дело доходило до того, что не хватало зубной щетки, зубной пасты, туалетного мыла. Вроде бы все это мелочи, но, в конце концов, вся наша повседневная жизнь состоит из мелочей.

Находясь в командировке в Гаване, я встретил  своего земляка из Южной Осетии Ахмета Гасиева. Возвращаясь из Гавани к себе в Сант-Яго, Ахмет меня и моих товарищей пригласил к себе на дивизион. Он был командиром дивизиона. Угостил он нас с осетинской щедростью. Не знаю, где он на Кубе раздобыл козленка, но нам его зарезал. Конечно, у нас было о чем поговорить. Ахмет показал мне и очень интересные фотографии, где он снят вместе с Гагариным около домика Ахмета в Саратовской области. На другой фотографии Гагарин держит на руках маленького сына Ахмета. Оказывается,  Гагарин приземлился в районе расположении дивизиона Ахмета. Там его никто не встретил. Видимо, не предполагали, что он там приземлится. А ведь до благополучного приземления Гагарина нигде не сообщалось, что наш человек летает в космосе.  Гагарин вышел из своего аппарата и направился к ближайшим  домикам. А там жила семья Гасиева. Нужно ли говорить о том, с какой теплотой приняла семья Гасиева Гагарина. Кстати, Гагарин был без фуражки и Ахмет нацепил на него свою фуражку. Таким образом, первым человеком, встретившим на земле первого космонавта, был осетин Ахмет. Впоследствии фотографию Юрия Гагарина с сыном Ахмета на руках я видел в журнале «Огонек».

Об этом событии Ахмет рассказал довольно забавную историю. Историю встречи Гагарина и Гасиева скоро узнала вся Южная Осетия. В южноосетинских газетах была напечатана фотография  Гагарина вместе с Гасиевым. Гасиев приезжает в отпуск в Цхинвали. Ну, конечно, бурная встреча с родственниками, а там половина Цхинвали его  родственники. Он чувствует, что к нему какое-то особо торжественное отношение, и не понимает, в чем дело. А дело в том, что газеты напечатали его фотографию с Гагариным. Отсюда вывод, Ахмет тоже космонавт, но об этом нельзя говорить потому, что эта государственная тайна. А к государственным и тайнам в советское время было особое отношение. То есть, все все знают, но говорить нельзя. Все знают в Осетии, что Ахмет космонавт, но говорить об этом нельзя. Единственный, кто не знал, что он космонавт — это сам Гасиев. Отпуск подходит к концу Ахмет приобрел билет на самолет, чтобы на следующее утро вылететь на место службы в Саратов. Вечером сидит он и пьет чай с родственниками и со всей своей наивности говорит, что он завтра вылетает. Все в шоке. Одна из кумушек осмеливается и жалобным голосом просит: « Ахмет ма атьех ма атьех». «Ахмет не улетай, не улетай». Ахмет в недоумении, почему он не должен улететь. И удивленно спрашивает, как же он не должен улететь, если он уже и билет взял. А родственники поняли, что он хочет пошутить. То, что космонавты летят без билета, они это знали. И вот одна из тетушек говорит: «Ахмет хнжлаг макен.» Ахмет не шути. Все понимали так, что Ахмет улетает в космос, но он это скрывает. Правда, сам Ахмет этого не знал. Когда он рассказывал эту историю, я что называется, со смеху умирал. Просто подобная картина мне знакома. Осетины очень гордятся земляками защитниками родины.

Наверное,  каждый  человек,   достигнув  определенного  рубежа  жизни,  и  думая  о  прошедшем выделяет наиболее значительные события. Таким  значительным  событием  в  моей  жизни был  Карибский кризис. Одно то, что я принимал  участие  в  защите  кубинского народа от американской агрессии, дает мне  право сказать, что прожил я на  свете не зря. Надо отметить, что Куба оставила в моей памяти неизгладимое  впечатление.  И не только изумительно красивой природой и прекрасным народом острова свободы.  Но  и пониманием того, как, работая в  экстремальных  условиях,  человек  показывает, кто он  на самом деле. Хочу сказать, что наши люди — замечательные  люди. Находясь  в  непростой ситуации на Кубе, мне даже как-то больше стало понятно, почему мы  победили Германию. Для  выполнения  боевой  задачи  наши  солдаты,  офицеры  готовы  преодолеть любые трудности.

Летом 1963 года офицеры, имеющие веские причины получили возможность подать  рапорт с просьбой  вернуться в Союз. Мне с одной стороны не хотелось оставлять Кубу. Здесь я начал службу в должности пропагандиста полка, которая мне была очень интересна. Моя работа здесь была востребована. Здесь я подружился со многими офицерами. Здесь у меня было очень много интересных встречи. Я чувствовал, что здесь  мы находимся на пике исторических событий современности. Кроме всего, я служил около города Сантьяго-де-Куба. Город Сантьяго-де-Куба является для Кубы примерно таким же значительным, как для нас Ленинград, сейчас Санкт-Петербург. 26 июля 1953 года именно  здесь в Сантьяго-де-Куба территория  либре де Америка началось выступление Фиделя Кастро и его соратников против  режима Батисты.

Да, я не хотел уходить с Кубы, но жена, дети, учеба перетянули, и я принял решение вернуться в Союз. Хотя, где-то и сейчас жалею о таком решении. Тем не менее, я  горжусь тем, что в самые тяжелые дни для замечательного кубинского народа я был с ним, и был готов сражаться за свободу и независимость Кубы.

« Патрия о муерте. Венсеремос.»  Родина или смерть. Мы победим.

 

Рано утром 20-го сентября 1963 года в кузове грузовой машины, я выехал из расположения полка в Гавану. Предстоял проезд через всю Кубу. Я прощался с этим прекрасным островом. На второй день мы все,  покидающие остров свободы, погрузились в довольно комфортабельный теплоход «Грузия». Багажа у меня никакого не было. Военное  обмундирование и несколько ракушек, чтобы  подарить близким. Шли по северной части  Атлантики. Около Азорских островов попали в  шторм. Я впервые в жизни видел, как огромная океанская волна обрушивалась на теплоход до самой верхней палубы. У меня появились признаки «морской болезни» — легкая тошнота. Правда, многие вообще лежали в своих каютах, и не могли дойти до столовой. Помогла обыкновенная  горчица. Сняла тошноту. 8-го октября теплоход «Грузия» прибыл в Ленинград. Мы переоделись в военное обмундирование. В Ленинграде нас задержали на несколько дней, пока шло оформление  бумаг и выдача денег. Я воспользовался  такой  возможностью и посетил Пискаревское кладбище. И надо же было такому случиться,  что когда я вошел на территорию кладбища, местный радиоузел передавал увертюру моей любимой  оперы З. Фалиашвили  «Даиси» — Вечерняя заря. Нежный грустный звук кларнета и грозовые раскаты оркестра. Я сам пережил войну, и для меня эти годы были слишком тяжелыми, если  не сказать больше. Но то, что я увидел и услышал на Пискаревском кладбище, потрясло до глубины  души. Этого нельзя  прощать ни Гитлеру, ни  Сталину.

Получив деньги и документы, я уехал через Москву в Капустин Яр, где меня год с лишним  ждали жена и дети.

Шамиль Чигоев, полковник в отставке