Из Книги памяти Московской области, том 22(II):

«Хомяков Борис Кириллович, красноармеец. 1922 г. рождения, г. Бронницы Московской обл. Призван Бронницким РВК. Пропал без вести в августе 1941г.»

Борис Хомяков родился предположительно в Торопово, жил в Бронницах на ул. Московской, 91. Мать звали Пелагея Аверьяновна. Он закончил 10 классов, в октябре 1940 был призван в армию и служил в 345-м стрелковом полку 27-й стрелковой дивизии, который перед войной дислоцировался в г. Граево, сейчас это Польша, 90 км западнее белорусского г.Гродно.

Накануне войны по просьбе командира полка Солодовникова командир дивизии с нежеланием, но разрешил вывести из казарм 1-й батальон полка на прикрытие Августова со стороны Сувалковского шоссе и 3-й батальон — в дзоты у Жерновка-Слеиск (левее 1-го батальона). 2-й батальон остался в казармах и по тревоге должен был занять позицию в районе Белобжечи (5 км в тылу по берегу р. Нэтта и августовскому каналу). Артполк дивизии и вся полковая артиллерия находились на полигоне в 80-100 км от Августова.

С утра 21 июня участок обороны полка проинспектировал генерал Карбышев, а после обеда — командующий армией и член военного совета. Приближение войны чувствовали многие, но все ли были способны нарушить указание сверху — «не поддаваться на провокации»? Правда, вскоре многие из них ответили жизнями уже за то, что это указание не нарушили. К сожалению, не только своими.

Солодовников доложил командованию об обстановке и принятых мерах по готовности к войне, которая, по его мнению, начнется сегодня — завтра, но понимания с их стороны не нашел. «Войны не будет, немцы нас боятся…». Разрешение на выдачу личному составу касок командир полка получил, лишь заверив, что это для проведения строевого смотра.

Несмотря на недовольство командования, Солодовников задержал еще не убывшие на полигон орудия полка, отправил в направлении границы разведывательные машины и приказал командирам быть в готовности. Все поняли — к чему.

Ровно в 4 часа немцы начали артобстрел и бомбардировку городка. Связи с пограничниками уже не было. Подразделения покидали казармы, семьи командиров уходили в лес. Противник наступал на Августов вдоль Сувалковского шоссе. Так как артиллерии не было, сдерживали его только огнем минометов. Бой длился 4 часа.

Первые часы войны, первые вставшие на защиту страны. Один из них — Борис Хомяков. В 41-м ему должно было исполниться девятнадцать. Не знаю, в каком он служил батальоне и где над ним просвистели первые пули, но известен полк, в котором он принял первый бой, а значит и разделил его судьбу.

Из воспоминаний полковника Солодовникова:

«…На берегу озера, левый фланг, метров 20 впереди нашего переднего края, находился небольшой одноамбразурный дзот, поросший сорняком. Этот дзот был заброшен из-за ветхости. Но расчет пулеметной роты 1-го батальона занял эту позицию.

…Параллельно нашему переднему краю был расположен артиллерийский тир 100-150 метров, глубина до 2 метров. Противник решил использовать этот тир для накапливания, чтобы ударить одновременно с фланга и тыла. …Когда противник накопился в тире, готовясь уже атаковать, как из дзота был открыт пулеметный огонь. Это было так неожиданно для противника, что в тире послышались крики, некоторая часть солдат бросилась назад, а некоторая — к озеру. Около 150 человек было убито и ранено в тире. Противник отошел. Но и геройский пулеметный расчет погиб.

На правом фланге батальона совершилось неожиданное. Вдоль дороги шли плетенкой дети, а сзади них двигались фашисты, видимо надеясь, что мы не будем вести огонь. Видя эту картину, бойцы прекратили огонь слева, поползли навстречу и вывели детей за укрытие, а потом и в Августов.

…Противник решил на этот раз атаковать в промежутке между 1-м и 3-м батальонами, которые разделяло озеро. Вернее, ударить по правому флангу 3-го батальона и по кратчайшему расстоянию выйти у Августову. Противник подтянул артиллерию и, поставив ее на открытой позиции, начал обстрел дзотов. В это же время он организовал переброску людей через озеро в направлении двух взаимодействующих дзотов почти в тылу батальона. Накопившись при поддержке артиллерии, пошел в общую атаку на 3-й батальон. …Перед фронтом батальона атака противника была отбита, но угроза с фланга была очень опасна. Два дзота, подпустив противника на близкое расстояние, открыли мощный огонь из станковых пулеметов.

Видя угрозу с тыла, гарнизоны дзотов вышли на открытые позиции, но силы были не равны и в рукопашной схватке гарнизоны дзотов, истребив немало фашистов, погибли. В этом бою полк понес потери убитыми и ранеными около 150 человек. Наступило затишье».

В 15-16 часов на КП прибыл заместитель командира дивизии полковник Гогоберидзе, и уже с первого дня полк был втянут в ту неразбериху, которая в конце концов, и привела к первым белорусским котлам.

Полк получил приказ отходить в район Белобжечи — это его второй эшелон обороны. Офицеры, уже устоявшие и уже бившие немцев, посчитали это изменой, с этим были согласны и бойцы. Но приказ есть приказ. Отход совершили организованно, без особого натиска противника, и заняли боевые позиции в указанном районе. Здесь к полку присоединилась полковая артиллерия. Тут же от Гогоберидзе был получен приказ отойти в Штабинский укрепленный район — это в 30 км от Августова.  К вечеру полк занял оборону в этом районе.

Уже первый день обострил вопросы тылового обеспечения. Запасы продовольствия и другого имущества остались на складах в Августове, но бойцов-то кормить надо. Вот здесь и вспомнилось «войны не будет».

Командование армии и дивизии, фактически не имея сведений об обстановке, в условиях потери управления войсками в масштабах фронта принимало новые решения. На второй день войны в 14.00 полк получил приказ отойти еще на 25 километров и тут же новый приказ — взять Августов, который только что оставили и от которого теперь находились в 55 километрах.

Мобилизовав подводы местного населения, двинулись обратно. Последовал приказ атаковать противника на линии дороги Августов — Гродно. Штаб выехал на место для рекогносцировки до выдвижения полка на рубеж атаки, но полк не прибыл. Оказалось, что он получил новый приказ — отходить — и уже находился на марше.

Следующий неожиданный и скоротечный бой полк принял в районе Малая Берестовица и Крынки при отходе на Волковыск. Противник был отброшен, но при этом был ранен и контужен командир полка. Дивизия получила приказ 25 июня выйти в район Свислочи и прикрывать отход частей 10-й Армии. Там почти вся дивизия и погибла. По некоторым сведениям 500 солдат и офицеров из разных частей вывел из окружения заместитель командира дивизии Яблоков, а 130 человек из 345-го полка — зам. командира полка капитан Свиридов.

Борис Хомяков отходил с одной из групп, но 7 июля был пленен в районе Минска. Теперь уже не установить, с кем и по каким лесам он шел к своим. Не дошел.

Полковник Гогоберидзе тоже не вышел к своим, он выбрал другой путь. Сначала дошел до Столбцов и пытался сдаться коменданту, но там его отправили дальше, в Минск. Он дошел и сдался.  В ходе допросов поливал грязью бойцов и командиров тех частей, которым еще вчера передавал бессмысленные распоряжения и требовал их исполнения.

Сами немцы в донесении отдела группы армий «Центр» №609 на 8.00 22.06.41 констатировали: «…9-я Армия. …Преждевременно перешедшие в наступление на Августов подразделения 800-го полка особого назначения были противником отброшены назад». А сдавшийся полковник утверждал: «Штаб дивизии и ее командир полностью потеряли голову (дословно). …Командир дивизии не отдавал приказов ни своему штабу, ни подчиненным полкам. В свою очередь, командиры полков вовсе не действовали по предписаниям в случае тревоги, по которым они должны были занять определенные участки на границе. Вместо этого полки выступили в юго-восточном направлении, в отступление».

Гогоберидзе лгал, как будто это не ему на приказ об отступлении заместитель командира 345-го полка капитан Свиридов бросил в лицо: «Измена! Отходить не будем!» В протоколе допроса записано, что Гогоберидзе произвел на немцев хорошее впечатление. Не знаю, что произошло дальше, полковник прозрел или его услуги немцам не понадобились (что все-таки сомнительно), но по некоторым сведениям умер он в лагере от голода. А вот протокол его допроса остался.

Борис Хомяков умер 16 сентября 1941 года в лагере военнопленных Шталаг-307, Демблин (Deblin), Рыцкий повят, Люблинское воеводство, Польша.

«От голода пленные в лагере съели всю траву, ели листья и кору на деревьях… Скученность в казематах была настолько велика, что пленные были вынуждены лежать друг на друге… Тысячи заключенных находились под открытым небом, несмотря на наступившие морозы… Смертность в зиму 1941-42 годов доходила до 300-500 случаев в день… Груда тел была настолько велика, что немцы соорудили для поднятия трупов наверх лестницу из досок… Охрана избивала пленных палками и прикладами, травила собаками… Весной 1942 года немцы расстреляли у крепостной стены несколько тысяч заключенных… Плотность захоронений в 13-20 трупов на квадратный метр…». Это результаты судебно-медицинской комиссии по расследованию преступлений в этом лагере.

Вот такая судьба 19-летнего парня из Бронниц. Две недели войны, сорок дней плена и мученическая смерть за Отечество.

Ищите своих близких!

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 46-50-330, Александр Васильевич Горбачев.

Все материалы по поиску без вести пропавших на сайте http://gorbachovav.my1.ru/